Литературный опен-колл «Женщина в огне» исследует тему женской обсессии в самых разных проявлениях. Совместно со школой текстов «Мне есть что сказать» и писательницей Верой Богдановой мы выбрали лучшие тексты из 353 заявок. Перед вами один из них.
«Ты — то, что ты ешь», — вещает телеведущий, и моя бабушка вторит ему, уговаривает меня есть морковку, заедая её сметаной, «чтобы лучше усвоилась» (мерзкое сочетание!), уговаривает меня есть чернику, потому что я плохо вижу.
Мне шесть, и я не очень понимаю, почему я стану зорче, если буду морковкой. Не логичнее ли было бы скормить мне, например, бинокль?
Кажется, морковка кроет чернику, и наоборот: я не посинела и не пооранжевела. А может быть, это из-за сметаны я осталась обычной девочкой. Так и знала, что она тут лишняя.
***
Мне тринадцать, и я набрала вес. Мама говорит, у меня на боках спасательный круг.
— На булочки ведутся только дурочки! Ты — то, что ты ешь. Ты сама — булка!
Я постоянно верчусь перед зеркалом, задираю майку и ощупываю свой живот — «мешочек с печеньками», собираю жировую складочку пальцами, пытаюсь перераспределить её, но тщетно.
Ты — то, что ты ешь.
Однажды я просыпаюсь и понимаю: я хочу быть тонкой, как карандаш.
Проглотить его целиком неудобно, я решаю точить его на стружечки и украдкой домешиваю их в паштет, в кашу, прячу под помидором на бутерброде.
Сработает ли это?
Грифель жёсткий, его я давлю в порошок и потом сразу слизываю. Иногда тоже подмешиваю в еду. Можно посыпать им блюда, как перцем, — это успешная мимикрия. Если съем сразу много, стараюсь не смеяться и так подбирать слова, чтобы поуже открывать рот: не хочу вопросов про мой цветной язык.
Если я буду есть только карандаши с тёмным грифелем, стану ли я красавицей, как Наоми?
***
В класс приходит новая девочка, Лиза, и теперь я хочу быть похожей на неё: у неё очень нежная кожа, огромные, будто всегда удивлённые, глаза, переливчатые светлые волосы, длинные ноги.
Мы становимся приятельницами, моя мама хвалит её за славный характер, хороший почерк и домовитость.
Ты — то, что ты ешь.
Я копаюсь в раздевалке дольше всех и, когда остаюсь наконец одна, снимаю золотистые волосы с её одежды и тут же ем. Мне хотелось бы лизнуть её щёку, но неясно, как это устроить. Во сне я отщипываю от неё кусочки, как от облака сладкой ваты, и постепенно съедаю всю целиком: её волосы, и ресницы, которые она уже начала красить, и даже туфли легко распадаются на тонкие сладкие волокна.
Когда после тренировки по волейболу все девчонки скидываются на большую бутылку «Аква Дариды», я всегда становлюсь в очередь так, чтобы пить после Лизы — на бутылке наверняка осталась её слюна.
Нужно только съесть достаточно — и я стану такой же красивой и популярной, и все будут мной довольны.
***
Именно с Лизой я впервые смотрю «Н2О. Просто добавь воды», и теперь мне необходимо стать русалкой.
Ты — то, что ты ешь.
После того как мама почистит рыбу, я прихожу в кухню, когда никого нет, выгребаю из урны чешую и глотаю. Она застревает в зубах и царапает нёбо, но я не сдаюсь.
Каждый вечер я набираю ванну, опускаюсь в неё и прислушиваюсь к ощущениям в надежде, что тело наконец среагирует. Я сплетаю ноги вместе, перекрещиваю щиколотки и, придерживаясь за бортики, тренирую взмахи хвоста.
Когда уже это сработает?
Чтобы ускорить эффект, я покупаю блёстки для тела, лезу языком в крохотную баночку. Мне невкусно, и я наношу их на руки тонким слоем, а потом слизываю с собственных запястий и тыльной стороны ладоней. Я отламываю от шкатулки и воровато проглатываю крохотную ракушку из Ялты.
Когда я сплю, на мне лифчик, а в нём — ракушки, но лежать неподвижно не получается, и иногда они выпадают. Я начинаю приматывать их к себе под любой одеждой и без неё, даже в душе. Я меняю бинты каждый день, но ракушки стараюсь от кожи не отрывать, вдруг они уже начали прирастать и тончайшей паутинкой вплетаться в моё тело, а я им помешаю.
К ногам я приматываю рыбью чешую — в основном к бёдрам, потому что они всегда прикрыты одеждой. Бёдра нестерпимо чешутся.
Я изучаю всю информацию о русалках, которую нахожу.
Мне интересно, жабры откроются сами или я должна помочь им — сделать на шее по бокам аккуратные надрезы, подсказать телу, чем теперь дышать?
Что мне ещё съесть, что мне ещё сделать, чтобы наконец преобразиться?
Хорошо бы перестать ходить и всё время держать ноги вместе — иначе как им срастись? И не выбираться из воды.
В детстве, пока я не умела плавать и в бассейне с классом надеялась обмануть фузкультуршу, переступая руками по дну, многие советовали родителям застать меня врасплох: сбросить с надувного матраса в середине озера — и инстинкты возьмут своё. Я тогда всё-таки поплыла раньше, чем этот метод опробовали, но идея засела в моей голове: я буду русалкой, я чувствую себя русалкой, моё тело надо подтолкнуть — и оно сделает этот рывок.
Мне просто надо провести достаточно времени под водой.
Я дожидаюсь, когда мы поедем на дачу. Отправляясь на озеро со всей семьёй, осматриваю местность и подмечаю подходящее дерево. Теперь мне нужно вернуться сюда одной — и наконец всё свершится.
Как я крадусь в ночи мимо бабушки, еле дыша над каждой скрипучей доской, — отдельная история. Каждый раз, опасливо занося ногу, я думаю, что в воде буду скользить бесшумно и стремительно, выгибаясь элегантной волной. Наконец оказавшись снаружи, я с облегчением вдыхаю тёплый травяной воздух и прислушиваюсь к гудению насекомых. Очень страшно идти в темноте к озеру, на всякий случай у меня с собой фонарик, но я стараюсь не привлекать внимания. По пути спотыкаюсь о корни и один раз очень больно ударяюсь, но скоро ноги покроются чешуёй, и никто уже не заметит ссадин.
Наконец я на месте, снимаю и машинально складываю одежду, захожу в неожиданно тёплую воду. Надо мной звёзды, я плыву к дереву, обнимаю шершавую корягу ногами и руками и погружаюсь с головой, жду, когда откроются жабры. Тело сопротивляется, тянется к поверхности, и я прижимаюсь к дереву плотнее, аккуратно ощупываю его одной рукой — может, можно уцепиться понадёжнее. Тающий кислород оставляет во рту жгучую горечь, я вспоминаю свою старую мантру: «ты — то, что ты ешь!» — и открываю рот.
Моё тело заполняет гниловатая застоявшаяся вода, взбаламученный мной ил, крохотные песчинки танцуют в моих лёгких.