«Есть другая жизнь, она лучше и красочнее»: я в ремиссии от анорексии уже три года

Каждые 52 минуты в мире от анорексии умирает один человек. Лиза болела анорексией семь лет. Она рассказывает, как решилась на восстановление и как оно проходило. 

Лиза, 23 года 

7 лет болела расстройством пищевого поведения

«Мой вес был около 38 килограмм» 

Я болела анорексией с 12 до 18 лет. Это не были семь лет, проведённых в агонии, но это были семь лет со всё более ухудшающимся пищевым поведением, потому что ни я, ни родители не были заинтересованы в том, чтобы его улучшать. Сначала я на несколько месяцев отказывалась от сладкого, жирного, молочного и скидывала по 7–9 килограмм. Когда я начинала есть как обычно, всё сброшенное возвращалось, и так по кругу. Это сменилось тем, что я начала есть один раз в сутки, отказываться от совместных приёмов пищи, чаще взвешиваться, считать калории, постоянно делать бодичеки. На самом плохом этапе я пыталась не есть вообще или есть так мало, как только могу, и мой вес был около 38 килограмм при росте 161 сантиметр. В этот момент я уже очень хорошо понимала, что у меня анорексия, но не хотела лечиться.

Я обратилась за помощью потому, что на этом настояла мама. Она хотела понять, что со мной происходит, почему я худею. Я говорила, что у меня анорексия, но ей было важно, чтобы врач поставил мне этот диагноз. У меня не было искреннего желания вылечиться, я хотела угодить маме, и мы пошли к врачу через два дня после восемнадцатилетия. Его слова показались мне очень жестокими: изменения в организме необратимы, изменился состав крови и баланс электролитов, нужно срочно ложиться в больницу. До этого я думала, что сама контролирую состояние здоровья, но оказалось, что нет. Когда я поняла, что меня хотят положить в больницу, я не хотела этого делать. Во-первых, я училась в одиннадцатом классе, готовилась к поступлению и считала это самым важным в жизни. Во-вторых, я хотела сама решать, что будет происходить с моим телом, и раз уж я завела себя в такую плохую ситуацию, то я сама буду делать всё, чтобы её улучшить. 

«Было важно понять, что моя ценность не зависит от внешности»

На тот момент у меня был пограничный возрастной статус: мне уже исполнилось восемнадцать, и я не могла лечь в детскую поликлинику, но взрослые психиатры не хотели меня брать, потому что я была подростком с ментальностью ребёнка. РПП — это, в числе прочего, снятие с себя ответственности за жизнь и здоровье, невозможность понимать, что только ты сам можешь обеспечить себе достойную жизнь. 

Я начала в любое время дня есть разную еду в тех количествах, в которых мне действительно хотелось, не ориентируясь на количество приёмов пищи и калораж.

Нужно было отказаться от мысли, что в восстановлении я всё время буду есть и бесконечно набирать вес. Это было сложно, ведь общество также настаивает, что нужно всегда следить за собой, что существует зависимость от сахара и фастфуда. Но ведь это всё еда, и если организм это хочет, то ему это нужно. 

Спустя три месяца после начала восстановления я пошла к психотерапевтке и работала с ней целый год в методах когнитивно-поведенческой терапии, схема-терапии и гештальт-терапии. Было важно сделать внешний вид для меня невалидным. Понять, что моя ценность никак не зависит от внешности, найти другие опоры и источники ценности моей личности — мой ум, доброту, чувство юмора. 

В восстановлении я начала гулять, слушать подкасты, искать новых друзей: во время болезни мой круг друзей сильно сузился, мне не хватало сил на социальные контакты, я была обсессивно сосредоточена на еде и похудении. С терапевткой мы выяснили, что мои паттерны поведения связаны с тем, что в моей семье тоже было нездоровое отношение к еде. Но я не обязана становиться такой, как мои родители, а могу идти своим путём. 

Ещё последние полтора года болезни у меня не было месячных, и через полгода восстановления я пошла к гинекологу. Там мне подобрали лекарства, и через три месяца у меня снова начались месячные. 

«Я испортила себе здоровье так, что теперь буду за это расплачиваться»

Понадобилось около полугода, чтобы начать есть всё, что я хочу. Где-то год ушёл на то, чтобы я перестала видеть в еде калории. Если ты долго этим занимаешься, то цифры остаются в голове, и даже если ты не хочешь считать калории. Ты смотришь на банку фасоли и знаешь, сколько в ней их. Смотришь на яблоко и знаешь, сколько в нём углеводов. Смотришь на рис и знаешь, сколько там калорий на 100 грамм или на порцию. 

Самым сложным была ментальная жвачка — ты что-то поела, и в голове сразу: «Ага, интересно, на сколько я поправлюсь? А сколько часов до следующего приёма пищи? Можно ли мне сейчас поесть? Вроде бы можно, но, может, это слишком много?» Это было очень тяжело, и на седьмом-восьмом месяце восстановления я думала, что это останется навсегда, что я испортила себе здоровье так, что теперь буду за это расплачиваться. Навязчивые мысли о еде пропали примерно через полтора года после начала восстановления. 

Мне известны стрессовые факторы, триггеры, причины анорексии, и в моих интересах — поддерживать спокойную здоровую среду. Если вы занимаетесь моделингом или спортом, то нужно либо сделать эту среду максимально безопасной для себя, либо уйти из неё. Если у вас парень-качок, который обеспокоен физическими параметрами, то нужно объяснить ему, что с вами можно обсуждать, а что нет. Если он не прислушивается — расставаться, ведь человек рядом с вами строит жизнь вокруг внешнего вида. Если вас не поддерживает семья и комментирует ваше питание — не ездить к ней или при любом разговоре о еде говорить: «Мне это не интересно». Я разговариваю так с мамой. Она может сказать мне: «Ой, в этом кофейном напитке столько калорий», а я спокойно могу ответить: «Мне это неинтересно. Мне это неважно. Не надо при мне это обсуждать». Понятно, что не все родственники воспримут это спокойно, но расставить границы очень важно. Довольно у многих людей вокруг либо тоже РПП, либо есть нездоровые паттерны в пищевом поведении, и вы ничего не можете с этим делать. Главное, чтобы общение с ними не мешало вам заботиться о своем ментальном состоянии, вы не можете быть их коучем и учить их жить правильно. Занимайтесь собой. 

Возможно выйти в долговременную ремиссию, которая будет длиться всю жизнь. В этом состоянии вы будете знать, что попытки сбросить вес — это не для вас. Или если это нужно по состоянию здоровья, то вы будете очень осторожно делать это вместе с врачом, который в курсе, что у вас РПП в ремиссии. 

«Ремиссия — это самое лучшее, что вы можете сделать для себя»

Самое важное — знать, что ремиссия возможна и что это самое лучшее, что вы можете сделать для себя. Когда вы болеете, то тратите столько сил на мысли, которые не имеют значения в здоровой жизни. Насколько вы «чисто» питаетесь и хорошо контролируете приёмы пищи, добираете белок и клетчатку и насколько ваша еда низкокалорийная — это не беспокоит людей, которые здоровы. Их беспокоят отношения с семьёй, карьера, учёба, хобби, но не подсчёт калорий. Есть другая жизнь, она лучше и красочнее. Свыкнуться с этой мыслью очень сложно, ведь часто у людей с РПП есть обсессивные и контролирующие черты. Для этого придётся много работать над собой и менять отношение к телу и жизни. 

Важно довести восстановление до конца и не застревать в улучшении, которое не идёт дальше. «Раньше я ела два раза в день, а теперь я ем три раза в день, какие ко мне претензии?» — часто так говорят люди, которые какое-то время лечатся. Скорее всего, они знают, что едят недостаточно. Не надо заблуждаться.

Понятно, что в анорексии есть проблемы с чувством голода и насыщения. Но если вы постоянно обсессивно проверяете, наелись ли вы или переели, это не восстановление. Нужно снижать зацикленность вокруг еды. Вместе с этим не нужно говорить: «Ой, еда не имеет никакого значения, это просто топливо. Я поем это протеиновое печенье и не буду думать о еде». Пока вы не начнёте есть всё, что на самом деле хотите, ваша зацикленность на еде будет оставаться с вами и просто принимать разные формы. 

У меня не было откатов, потому что я понимала: у меня нет времени заниматься ерундой и снова себя ограничивать. Я и так потеряла достаточно много времени, таких ценных лет молодости, студенчества, социализации, поиска друзей и романтических отношений. Даже если возникают мысли: «Вот бы снова похудеть, чувствовать себя лёгкой, подконтрольной и красивой», то я сразу обрываю их и говорю себе, что это не может быть моим приоритетом. У меня есть жизнь и интересы в ней: я окончила бакалавриат по филологии в Москве и поступила в Гарвард на PhD. Грубо говоря, нужно запретить себе откаты и каждый день сознательно напоминать себе, что вы просыпаетесь и выбираете жить нормальную жизнь, выздоравливать и делать так, чтобы еда вас больше не волновала, потому что это занимает огромное количество времени и ресурсов и вы не можете себе это позволить. Нужно двигаться не интуитивно, а с пониманием своих целей. 

Раньше я каждый год минимум дважды вспоминала о том, что болела анорексией — 2 июня, международный день борьбы с РПП, и 30 января, когда мне впервые поставили диагноз. Сейчас я думаю об этом всё реже и желаю этого всем. У меня могут возвращаться мысли о том, что я чувствую себя толстой, ненужной, некрасивой, и желание уйти в саморазрушительное поведение — очень долго не спать, не есть и специально почувствовать себя плохо. Но я сразу же вспоминаю, что у меня нет на это времени, это бесполезно, и лучше я отдохну, приму ванну или полежу в кровати и подумаю о том, что привело к таким мыслям и как я могу себе помочь.