«Медсёстры дольше всех работали без защиты, многие заразились COVID-19». Интервью с врачом из миланского госпиталя

Идёт шестая неделя карантина в Италии. Число больных перестало стремительно расти, но люди всё равно заболевают каждый день. Как такое возможно на карантине? Почему одни люди болеют без симптомов, а другие перестают дышать самостоятельно? Попадают ли в реанимацию молодые люди без патологий? Медик, работающий в интенсивной терапии миланского госпиталя, согласился ответить на эти вопросы в свой первый выходной за последний месяц.

Расскажи, чем ты сейчас занимаешься в больнице?

Я работаю в отделении интенсивной терапии в одном из госпиталей Милана. Сейчас я полностью занят ведением пациентов с COVID-19.

Твоя работа как-то изменилась во время эпидемии?

Да. Изменились и больницы, и разделение обязанностей.

Во всех больших госпиталях сделали особые «пути следования» для пациентов с COVID. Некоторые больницы полностью переключились только на эту болезнь, другие — частично. Например, мой госпиталь занимается практически одним COVID. Мы сделали новые отделения ad hoc (специально для этого — Прим. ред.), которые ведут разные этапы болезни: подострую, острую — в интенсивной терапии, более лёгкую форму и затем подготовку к выписке. 

Мы уже не работаем сугубо по своей врачебной специализации. Например, я занимаюсь пациентами, прибывающими из отделения скорой помощи, и веду так называемое «серое отделение» — блок, где мы работаем с людьми, у которых, вероятно, есть COVID, но точный диагноз ещё не поставлен. И я всё ещё веду тех немногих пациентов без коронавируса, которые у меня остались.

Как сейчас идёт тестирование на коронавирус?

Мы проверяем всех, кто поступает к нам по скорой, и всех, кто, находясь в больнице, попадает в «серую зону»: то есть когда у пациента появляется подозрение на COVID.

Тестов каждый день делаем всё больше и больше — по крайней мере, в моём отделении. Обычно в течение 24–48 часов мы узнаём статус пациента «серой зоны» и направляем его по нужному «пути следования»: обычному (для пациентов без COVID) или защищённому (для пациентов с ним).

У тебя были все средства индивидуальной защиты с самого начала эпидемии?

Нет, не было… Я могу рассказать тебе всю правду, но тогда хотел бы сохранить анонимность.

Да, конечно, как пожелаешь. А почему тебе нельзя об этом говорить?

Ничего криминального: мой контракт не позволяет делиться такими подробностями. Госпиталь не станет говорить неправду, просто они хотят сами заниматься отчётами и информацией. Это нормально, я не могу говорить за всю больницу. Но мне хочется честно ответить на твой вопрос из моего опыта, потому что это может кому-то помочь.

Спасибо, договорились. Так и что там со средствами защиты?

Они поступили только через три недели после начала критического положения. И поначалу их не хватало на весь персонал. Первые комплекты выдавали только врачам. Медсёстры дольше всех работали вообще без какой-либо защиты. У большинства медсестёр моего отделения был положительный результат на тест или симптомы COVID.

Если честно, я не могу сказать, что и сейчас нам всего хватает. Было бы полезно иметь больше СИЗ, и причём более надёжных.

Тяжело работать в таком защитном костюме? Маска и правда оставляет вмятины на лице после смены?

Да, правда. Но это всё мелочи. Работать в СИЗ жарко и неудобно, но это лучше, чем рисковать заразиться. Самое важное — иметь защиту. Если ты чувствуешь себя в безопасности, ты работаешь и выкладываешься, не думая, что потом останется на лице.

Какой день был самым тяжёлым за это время?

Каждый. Мне всегда больно видеть молодых людей с COVID в моём отделении. Мы, медики, привыкли ко всему. Мы обязаны принимать болезнь и смерть, чтобы быть в состоянии работать дальше, когда пациент умирает у тебя на глазах. И возраст здесь не важен, уход человека из жизни в любом возрасте — это всегда потеря. Но мне сложнее принять уход молодых пациентов.

А таких много?

Да, много. Ну, смотря кого считать молодыми: я к этой группе отношу всех, кто младше 40–50 лет. У меня много пациентов в возрасте от 50 до 65, но эту болезнь нельзя классифицировать как заболевание исключительно пожилых. Я вижу много больных, которые сильно моложе. 

Вспомнишь какой-то самый трудный для тебя эпизод за последний месяц?

Да, был один вечер в самом начале эпидемии. Мы готовились к прибытию больных с COVID, и мне нужно было за ночь полностью освободить отделение интенсивной терапии. Это означало, что всех моих пациентов надо было выдернуть из привычных условий и отправить в другое место. Для них в больнице быстро сделали отделения интенсивной терапии, которые не были частью «защищённого пути».

Выбивает из равновесия, когда всего за несколько дней полностью меняется жизнь больницы, вся санитарная система бросается на борьбу с одной болезнью, потому что она охватила так много людей. Конечно, мне хотелось бы обеспечить самый лучший уход другим моим пациентам, но это уже было невозможно сделать.

Как себя чувствуют пациенты с COVID морально? Они встревожены? 

Да, на многих эта болезнь давит ещё и с эмоциональной точки зрения. У всех по-разному, но большинству страшно и тяжело.

Тебе довелось наблюдать что-то, что тебя задело или растрогало?

Я не мог сдержать эмоций, когда мне нужно было посреди ночи звонить одной синьоре, чтобы сказать, что её супруг скончался. Им обоим было между 70 и 80 годами, они прожили всю жизнь вместе и впервые расстались на 20 дней, когда его забрали в больницу. И потом они уже не увиделись.

Пожалуй, эта единственная вещь, которая «пробила броню». С остальным мне удаётся справляться. Как я уже говорил, врачам нужно создавать своего рода барьер, который защищает от эмоций. Иначе мы не сможем это всё вывезти и помогать другим.

А к тебе в интенсивную терапию попадали здоровые пациенты без каких-либо хронических заболеваний и патологий?

Да, да. Такие есть и сейчас.

Молодые?

И молодые тоже.

Почему это произошло с ними, на твой взгляд? Как можешь это объяснить?

Чтобы это понять, нужно знать генезис этой болезни. А пока есть только несколько научных гипотез о её происхождении и свойствах. Мы всё ещё движемся «на ощупь», и точно никто не знает, что именно в организме человека может спровоцировать сложное течение COVID.

Во многих случаях проблемы начинаются из-за агрессивной реакции иммунной системы на присутствие вируса в лёгких. Эта реакция очень индивидуальна, её сложно предусмотреть и рассчитать. Если нужно назвать какой-то точный фактор, который ухудшает ход болезни у итальянских пациентов, — это ожирение.

Что ты имеешь в виду под агрессивной реакцией иммунной системы? Это когда иммунитет атакует вирус и здоровые части лёгкого?

Смотри, вирус — это внутриклеточный патоген. Он проникает в клетку и закрепляется в клеточной мембране с помощью белковых соединений. А потом начинает размножаться и заполнять другие клетки. Тело воспринимает эти клетки как чужеродный организм. Иммунная система реагирует на это и принимается за уничтожение инородных тел. Это приводит к массивному воспалению, пневмонии, которые на уровне лёгких вызывают острый респираторный дистресс-синдром. То есть пациент перестаёт дышать самостоятельно.

А что отличает пневмонию, которую вызывает коронавирус, от обычной?

Пневмония бывает вирусной или бактериальной. Эти виды вызываются разными агентами: бактериями или вирусами. У них разное течение, диагностика и лечение. Отличить вирусную пневмонию от бактериальной помогают серологические тесты. А бывает так, что на фоне вирусной пневмонии развивается ещё и бактериальная инфекция.

А дети попадают к тебе в интенсивную терапию?

Нет, детей я не видел. У нас был один подросток с COVID, но он не лёг в интенсивную терапию, у него не было респираторных проблем.

А для детей будут являться факторами риска те заболевания, которые влияют на ход болезни у взрослых? Диабет, ожирение.

Честно говоря, я не знаю. Это одинаково сложно стопроцентно опровергнуть или подтвердить. Но кажется, что дети в абсолютном большинстве переносят вирус без симптомов. Поэтому мы пока не знаем, что именно окажется для них реальным фактором риска.

А уже известно, какой у COVID инкубационный период?

Медианное значение — 5 дней. Но может длиться вплоть до 14. Что-то более точное пока тяжело сказать.

Люди, которые уже выздоровели, могут заразиться снова?

Здесь тоже сложно гарантировать со 100% точности. Мне неизвестны случаи повторного заражения. Думаю, что не могут, но нам нужно больше времени, чтобы это понять.

Почему в Италии всё ещё так много случаев заражения каждый день, когда мы уже 5 недель живём в строжайшем карантине?

Во-первых, многие люди с вирусом заразили своих членов семьи. Это происходит массово в инкубационной период. Миллионы домов стали мини-очагами, в которых у отдельных членов семьи вирус проявился в разное время. Во-вторых, к сожалению, больницы тоже стали источником распространения вируса.

Этот вирус может носить сезонный характер как другие респираторные заболевания?

У нас ещё нет окончательных данных по коронавирусу. Тем более что он сейчас бьёт и по странам с жарким климатом. Но есть основания полагать, что его «любимая» температура — между 2 и 11 градусами. Более точные данные появятся через несколько месяцев.

А тебе самому делали тест на коронавирус?

Да, сделал в пятницу (10 апреля — Прим. ред.). Жду результата. Я был в первых рядах среди людей, которые могли заразиться.

Нужна ли самоизоляция в тех странах, где ещё не так много случаев заболеваний? Например, как в России?

Да. Единственный способ не стать участником пандемии — социальное дистанцирование.

По нашему опыту могу сказать вот что. Чтобы выйти живыми из эпидемии, нужно в первую очередь оснастить всех медиков СИЗ. Это правило номер один. А потом следить за тем, чтобы лечение людей начиналось как можно раньше. Это поможет сразу улучшить ход болезни и обойтись без интенсивной терапии. Нужно усилить роль локальных больниц и участковых терапевтов, которые следят за своими зонами. И позаботиться об их защите тоже. То есть стационар понадобится меньшему числу людей, а значит, госпитали не станут такими активными очагами заражения.

Больницы нужно как можно быстрее реорганизовать. Создать три «пути следования»: чистый путь для пациентов с отрицательным тестом на коронавирус, защищённый для тех, у кого он обнаружился, и «серую зону» для тех, чей статус неизвестен. Очень важна диагностика: нужно делать как можно больше тестов как можно раньше и изолировать больных от здоровых.

Как думаешь, когда это всё закончится?

Я думаю, в Италии к концу мая. Но это всё неточно. Вакцина предположительно появится этой осенью. Остальное зависит от нас. Я буду рад, если это интервью поможет донести эту мысль: не нужно повторять те же ошибки, которые допустили мы здесь.

Нам всем сейчас сложно: и тем, кому надо сидеть дома, и тем, кому приходится ходить на работу. COVID-19 уже убил много людей. Это ещё не конец, он убьёт ещё больше.

Любовь и уважение к другим людям в целом и любовь и поддержка того человека, с которым мы проводим жизнь. От этого вируса ещё нет лекарства, нет вакцины. Но становится легче, когда тебе есть с кем разделить этот груз. Любовь помогает забыть о смерти. И это чувство очень нужно, чтобы пережить карантин.

Наше общество давно базируется на индивидуализме. Но он сейчас не поможет. Поможет только любовь человека к человеку. Я думаю так.

Обложка: Alfonso Maria Salsano / Shutterstock