«Живопись в интернете — это как виртуальный секс: неплохо, но совсем не то, что вживую»

Мика Плутицкая — московская художница, исследующая в своём творчестве память о Советском Союзе, проблемы гендерного насилия, историю политического активизма и другие социально значимые темы. Мы поговорили с Микой о том, можно ли заработать на жизнь чистым творчеством, кто цензурирует современное искусство и нужно ли художникам участвовать в выставках (или достаточно только интернета). 

— В чём особенность вашего авторского стиля? 

Я думаю, что у меня нет авторского стиля. Просто есть область, которую я исследую в данный момент. Она задаёт и материал, и формат работы. Например, сейчас я исследую память о советском, поэтому работаю с живописью — ведь в наследие СССР входит и наследие советской живописной школы. Но при этом у меня есть заманчивая идея скульптурного проекта — этого тоже требует и сам материал исследования, и тема работы.

— Насколько типично для современных художников и художниц обращаться к советскому периоду и откуда лично у вас интерес к СССР? 

Это очень важная и популярная тема для исследования, она интересует не только меня — из художников моего поколения могу назвать как минимум Елену Минаеву и Дмитрия Забелина. 

Причин много, и одна из них — возраст. Я из странного промежуточного поколения:  уже не была ни пионером, ни даже октябрёнком, но при этом хорошо представляю, как, например, был устроен пионерский лагерь. Для меня советское — это скорее память о памяти, чем собственный опыт. Это миф, но миф очень мощный по потенциалу воздействия. 

Хотя СССР уже 30 лет как не существует, память о нём всё время присутствует вокруг нас. Физически наше пространство создаёт ещё советская архитектура и промышленная инфраструктура городов. Но и в человеческих отношениях советское тоже остаётся, даже в структуре семей. 

Это как радиация — ты можешь её не видеть, но она есть. Глупо отрицать, что на нас действует инерция этой гигантской империи. Наша задача — эту инерцию заметить, осознать и переработать.

— Имеет ли смысл современной художнице в 2020 году участвовать в выставках? Или достаточно присутствия в виртуальном пространстве?

Хм, хороший вопрос. Я думаю, что во многом это зависит от специфики самой работы. Я занимаюсь размазыванием липкой цветной субстанции на поверхности натянутой ткани — иными словами, живописью. Её качество можно по-настоящему воспринять только при непосредственном контакте. На зрителя действует размер холста, текстура краски, свет, множество факторов среды. 

Как сказал Питер Дойг, живопись — это не фотография, она постоянно меняется. Смотреть живопись в интернете — это как виртуальный секс: неплохо, но совсем не то что вживую. 

Конечно, есть художницы, которые используют сами соцсети как выразительное средство, и это классно у них получается. Я, например, подписана на виртуальную модель @gucciholes. Её инстаграм* — единственное место, где она существует. Очень вдохновляет, но не мой случай.

Кроме того, я думаю, что сам формат инстаграма* снижает ценность отдельной картинки, ведь там изображений так много и они так быстро меняются. В некотором смысле это на руку таким традиционным видам искусства, как живопись и скульптура. Потому что если ради твоих работ зритель оторвался от инстаграма* и пришёл на выставку, значит, это точно интересно.

При этом благодаря дигитализации многие люди получили доступ к выразительным средствам. Любой школьник теперь знает, как сделать фото, снять видео, отредактировать всё в фотошопе или премьере (Adobe Premiere — программа для видеомонтажа. — Примеч. ред.). Меня это невероятно вдохновляет. 

— Кто чаще всего покупает ваши работы? И как часто их покупают?

У меня небольшой опыт в этой области, так как моя живопись попала на рынок меньше года назад, и за это время у меня было четыре продажи. Такая статистика пока не позволяет сделать достоверное обобщение, но из четырёх покупателей трое были иностранными коллекционерами. По опыту работы в Открытых студиях Винзавода, желание и готовность купить работу тоже чаще демонстрировали иностранцы — такие ощущения и у меня, и у коллег. 

По сравнению с Европой или США в России невысокие цены на современное искусство, особенно на работы молодых художников. Иностранные коллекционеры это знают и охотно интересуются работами. А вот в инстаграме*, кстати, мне в основном пишут российские ценители. 

— Кто чаще всего ходит на выставки современного искусства в 2020 году?

В первую очередь, это, конечно, сами художники и арт-сообщество. Но когда я работала в Открытых студиях Винзавода, то, к удивлению, обнаружила, что заходят, смотрят, спрашивают и хотят что-то обсудить самые разные люди: всех возрастов, профессий и  вообще социальных страт. 

И это удивительно, ведь в школах, как правило, не рассказывают ничего — не только про современное искусство, но и, допустим, про поздний модернизм, абстрактных экспрессионистов или сюрреалистов. А ведь с тех пор столько всего нового произошло в визуальной культуре. Это какая-то ужасная огромная дыра в образовании, которую нам предстоит восполнить.

— А на что вы живёте? 

Я работаю в производстве коммерческой 2D-анимации уже много лет, это мой основной доход. Заработок от продаж картин и преподавания —  очень приятный бонус, но полагаться на него как на главный финансовый источник мне пока кажется преждевременным. 

Это нормальная ситуация, и не только для России. Редко кому удаётся зарабатывать только своей практикой, 90% художников ищут баланс, многие преподают или работают в галереях. Последнее в России делать затруднительно: во-первых, галерей совсем мало, во-вторых, там не очень большие зарплаты. 

Поэтому я выбрала работу в более коммерческой области визуальных развлечений. Это моя осознанная финансовая стратегия, она даёт мне независимость и возможность для манёвра. Мой опыт и квалификация дают мне возможность работать part-time и достаточно много времени уделять практике. 

— Вы участвуете в благотворительном аукционе, который проводит телеграм-канал «Сам бы так нарисовал». Организаторы дают подписчикам возможность приобрести предмет современного искусства и вместе с этим помочь благотворительному фонду. Почему вы решили это сделать?

Если есть возможность поучаствовать в гражданской инициативе, проявить осознанность и кому-то помочь своей работой — это же так классно. Честно говоря, это первый мой опыт, и мне жутко любопытно. Я, можно сказать, горда, что меня пригласили.

Кстати, в аукционе участвует моя работа, которой нет в официальном портфолио. Она называется «Кто-то сидит в машине» — это небольшая живопись, всего 30 на 40 сантиметров. Картина относится к моей серии «Сдвиг», в которой я исследовала городские топонимы с точки зрения женщин. 

В районной газете я собирала заметки о нападениях на женщин, смотрела криминальную хронику по своему району и ещё читала несколько локальных групп «ВКонтакте», где писали о случаях приставаний на улице или харассмента. Эту информацию я собирала довольно долго.

Потом я находила место, где происходило нападение или харассмент, и делала зарисовку или живопись этой локации. Оказалось, что совсем не обязательно пристают и нападают на пустырях или у подъездов — это может случиться просто на улице, и локация в этой моей работе именно такая. 

У меня самой был подобный случай несколько лет назад. Я возвращалась поздно ночью с вечеринки —  автобусы уже не ходили,  я шла пешком от метро, и за мной по пустой улице минут десять медленно ехала машина. Это было очень страшно, хотя я бы не назвала это харассментом в привычном смысле слова и ничего плохого не произошло. 

В работе я хотела передать этот типичный городской мерцающий свет и ощущение сдвига, которое в тебе вызывает страх, потому что ты не знаешь, кто сидит в машине.

— Сейчас в медиа активно обсуждается дело Юлии Цветковой, обвиняемой за материалы, среди которых — комикс о женском теле. Не страшно быть художницей в такую эпоху?

Спасибо, что спросили. Я как раз недавно думала о своём проекте «Народоволки» — это мемориальный ряд портретов, посвящённый женщинам — политическим активисткам XIX века. Каждый портрет подписан сверху именем героини, а снизу — сроком, на который она была осуждена за политическую деятельность. Сделай я этот проект сейчас — и мне могли бы теоретически «пришить» статью за пропаганду терроризма. 

Я не практикую самоцензуру, но выставочные площадки вынуждены думать о том, что они выставляют, ведь к ним могут прийти и разгромить выставку, как это случилось в музее Вадима Сидура в 2015 году (участники движения «Божья воля» во главе с Дмитрием Энтео устроили погром и повредили работы скульптора Вадима Сидура в «Манеже». — Примеч. ред.). В целом это давит на всех — и на художников, и на институции.

Дело Юлии Цветковой — показатель мракобесного абсурда, в который превратилась общественная жизнь после дела Pussy Riot. Рисунки Юлии принадлежат художественной традиции, которую в 70-е создали такие звёзды современного искусства, как Джуди Чикаго и Ханна Вилке.

Женщины смотрят на своё тело и изображают его — в том числе собственную вульву — уже полвека. И эти работы находятся в собрании лучших коллекций мира. А в современной визуальной культуре вульва — обычный образ для поп-певицы. Первым на ум приходит, например, клип Жанель Монэ на песню PYNK — он вышел чуть больше года назад, очень красивый. 

Для цивилизованного и образованного мира разговор о женской сексуальности любой ориентации — уже давно не табу. Прокуратура и следователи Комсомольска-на-Амуре, скорее всего, не знают этих имён и не видели эти произведения, им просто нужно выполнять спущенную на них статистику на притянутом за уши материале. 

Комсомольск-на-Амуре — не Москва, там труднее отстоять активистку, но очень надеюсь, что общественного резонанса хватит, чтоб её защитить. И мракобесный произвол — это то, чему мы как гражданское общество и как художницы должны постоянно сопротивляться. 

— О чём вы мечтаете в профессиональном плане?

О, много о чём! Мечтаю о комьюнити сильных художниц в России и вообще о том, что художественное сообщество выйдет из состояния «междусобойчика» на новый профессиональный уровень. Что появятся новые критики и новые медиа, пишущие про искусство. О реформе художественного образования, которое сейчас в России устарело лет на 100. Мечтаю получить PhD по арт-практике. О персональной выставке в крупных мировых музеях тоже, конечно, мечтаю, но до этого ещё очень-очень далеко — это, можно сказать, мечта-призрак.

*Деятельность Meta Platforms Inc. и принадлежащих ей социальных сетей Facebook и Instagram запрещена на территории РФ.