В детстве мама «воспитывала» Ксюшу (имя изменено) ударами и криками, и про проявление эмоций ей пришлось забыть — это было небезопасно. Сейчас Ксюше двадцать один, и год назад она начала учиться выражать чувства, проявлять эмоции и говорить о них, но даётся ей это тяжело.
«Это всегда считалось „нормой“»
Когда Ксюше было одиннадцать лет, её родители развелись. Она осталась жить с отцом, а мама переехала в другой город. Но всё изменилось полгода спустя: «Однажды отцу предложили повышение на работе, и ему нужно было постоянно уезжать в командировки. Тогда родители решили, что мне будет лучше переехать к маме».
Ксюша рассказывает, что тёплых чувств к маме она не питала и что у неё никогда не возникало желания поговорить или встретиться с ней. Но, узнав о скором переезде, она не стала возражать: слушалась родителей и думала, что они точно знают, как лучше.
«Помню, как сидела в поезде и плакала. Смотрела в окно на отца, который машет мне рукой и провожает, и не знала, когда я его увижу в следующий раз и что будет дальше», — вспоминает Ксюша.
Так она переехала в маленький город к своей маме, которая очень сложно переживала развод: «Она много времени проводила с психологом, закрывалась в себе. К тому же у нас было тяжёлое финансовое состояние. Мы снимали однокомнатную квартиру, спали с ней на одном старом диване. В квартире почти не было мебели и бытовой техники». Ксюша предполагает, что на этом фоне мама стала вымещать на ней всю свою злость и обиду.
По воспоминаниям девушки, когда родители ещё были вместе, мама могла пригрозить ей ремнём или слегка ударить: «Это всегда считалось „нормой“. И чем старше я становилась, тем сильнее были удары. Тёплых отношений у нас с мамой не было. Мы никогда не говорили друг другу „я тебя люблю“, не обсуждали свои чувства и эмоции.
С работой у мамы не складывалось, потому что в этом городе было очень мало вакансий. Одно время работы у неё не было вообще, и мы жили на алименты. А ещё в то время я была немного избалованной, потому что за время жизни с отцом привыкла к спокойным тратам и к тому, что деньги и комфортная жизнь были всегда. А тут у нас десять тысяч в месяц на двоих, и из этих десяти за квартиру мы отдавали шесть».
Физическое насилие усугубилось, мама начала бить Ксюшу намного сильнее. Иногда «за какие-то провинности», иногда — совершенно спонтанно.
«Нужно делать вид, что мне без разницы»
Когда побои только начинались, Ксюша могла заплакать при маме или уйти в ванную, где тоже было понятно — она плачет. Но вскоре пришло осознание, что этого нельзя делать при маме: «Нельзя проявлять свою слабость и свои страхи. Нельзя показывать никакие свои эмоции, нельзя плакать, бояться, кричать. Нужно делать вид, что мне без разницы. С каждым разом я старалась выглядеть всё более безразличной к её поведению. Училась выносить всё со спокойным видом, будто мне всё равно».
Эмоции пришлось запретить. И со временем Ксюша научилась не показывать их вообще: «Как-то она дала мне пощёчину. Я посмотрела ей в глаза и спросила: „И чего ты добиваешься? Думаешь, так решишь проблему?» Она взбесилась и ушла на кухню». Ксюша перестала плакать. Останавливала руку, которая собирается её ударить, и каждый раз смотрела на всё происходящее с каменным лицом. «Это меня и спасло», — признаёт она.
Девушка объясняет: когда ты не показываешь эмоции, то не показываешь свою уязвимость. А со временем даже начинает казаться, что тебя и правда не обижает и не тревожит насилие со стороны родного человека. Казалось, что, когда ты даёшь человеку эмоции, у него появляется азарт потом получить их от тебя снова — снова вывести тебя на слёзы или на агрессию или посмеяться над тобой. В такие моменты ты чувствуешь себя небезопасно. Поэтому ты закрываешься и понимаешь, что верная стратегия — не давать этих эмоций и создавать видимость, что тебе всё равно. Стараешься быть незаметным.
В школе Ксюша тоже старалась быть незаметной: «Я не хотела привлекать к себе внимание, не говорила о себе. У меня был сильный страх начать общение первой с незнакомым человеком, я была необщительной и замкнутой, боялась даже поднять руку на уроке и ответить. Было страшно разговаривать даже с продавщицами в магазине».
В двенадцать лет Ксюша начала повреждать себя, чтобы заглушить свою боль: «Я слышала о том, что, если тебе плохо морально, можно причинить себе физическую боль — и станет легче. Решила попробовать. И помогло. Когда хотелось закричать и устроить истерику, я делала порезы или била кулаками в стену. Так я отвлекалась с эмоциональной боли на физическую и чувствовала себя морально лучше».
«Только так она может до меня „достучаться“ — ударами»
По субботам девушка никогда ничего не планировала, потому что обязана была делать уборку. В квартире, которую они снимали, не было ни стиральной машины, ни пылесоса. И весь день у Ксюши уходил на уборку одной небольшой комнаты: «Потому что каждый раз, когда я заканчивала и подходила к маме со словами „я всё сделала“, она брала белую салфетку, проверяла, насколько чисто я отмыла все поверхности, до которых было очень сложно достать тряпкой, и полы, и, естественно, каждый раз находила какую-нибудь маленькую крошечку или пылинку. И вся уборка для меня начиналась сначала».
Ковёр Ксюша вычищала обычным советским веником, который рассыпался от старости. Если она чистила его «слишком долго», то получала сильные подзатыльники. Настолько сильные, что после них часто кружилась и болела голова: «Так она меня „воспитывала“. После этого я уходила в ванну, закрывалась и начинала плакать, так мне было обидно и больно. И не выходила, пока не успокоюсь».
Тогда Ксюша не понимала, нормально это или нет. Воспринимала как данность. Думала: «Нужно, чтобы квартира была чистая, и тогда мама будет довольная и, наверное, будет бить меня меньше». Она не говорила маме ничего против и молча делала всё, что она просит, потому что боялась, что полетят ещё удары.
«Девочек часто воспитывают так, что нужно быть покорной, послушной, терпеливой, и тогда будешь „хорошей“. Учат молчать, страдать и терпеть. А если тебя наказывают — так это ты сама виновата. Значит, недостаточно хорошо справляешься с обязанностями, ведёшь себя плохо и не слушаешься. Я росла именно с такой установкой», — объясняет Ксюша.
Обычно удары сопровождались очень громкими криками, размахиванием руками и манипуляциями «я отправлю тебя к отцу». О последнем Ксюша и сама мечтала, потому что отец никогда её не бил и не запугивал: «Но к тому времени прошёл уже год с момента развода, у отца появилась новая семья, а я в ней чувствовала бы себя лишней».
К тринадцати годам Ксюша научилась понимать, в какие моменты мама начнёт её бить: определяла по тону голоса, по настроению, по шагам, по выражению лица...
«У меня выработался рефлекс останавливать её руку в полёте, чтобы сдержать удар. А потом я злилась и кричала ей, что она отвратительная мать и что я её ненавижу, чтобы она обиделась и ушла, — вспоминает девушка. — Я не знала, как по-другому уговорить её не бить меня. Она уходила на кухню, оставляла меня одну, и меня это успокаивало».
В «спокойные» моменты Ксюша несколько раз старалась выяснить у мамы, почему нельзя решить всё мирным путём, без применения физической силы: «Но мама каждый раз отвечала, что ей приходится, ведь „по-другому я её не слышу“, и только так она может до меня достучаться — ударами».
«А давай тебя стулом деревянным побьём по голове, чтобы соображала лучше»
С тринадцати до четырнадцати лет Ксюша занималась танцами и обычно не пропускала тренировки. Но однажды решила не пойти на занятие и вместо этого погулять с друзьями. Маме она не сказала о том, что её не было на танцах, но та всё равно узнала об этом от тренера.
Ксюша вспоминает, как зашла домой в тот вечер, а мама взяла деревянный стул и начала бить её им везде: по всему телу и по голове. За прогул занятия. На щеке у Ксюши остался большой кровавый след, про который её постоянно спрашивали в школе.
«Я не сказала, что меня ударила мама, потому что казалось, что никто не поверит, а ещё я боялась лишних проблем для себя или для мамы. Например, в школе меня бы точно заставили пойти к психологу, где пришлось бы рассказывать о насилии и частых побоях, а я этого не хотела. Тогда это было бы слишком тяжело. И вместо этого я придумала историю о том, что неудачно упала на улице», — рассказывает Ксюша.
После этого мама хлестала её веником по ногам, после чего на них остались чёткие следы от прутьев.
«Потом мама шутила так: „а давай тебя стулом деревянным побьём по голове, чтобы соображала лучше“. Я улыбалась просто и молчала. Но смешно мне не было. Я каждый раз смотрела на стул, у которого откололся уголочек ножки. Он откололся об меня», — делится Ксюша.
Тогда девушке казалось, что делиться проблемами в семье не нужно и что всё это она должна держать внутри себя и сама с этим справляться. С детства она жила с установкой «не выносить сор из избы» и считала, что это только её проблемы, они никому больше не нужны и никто не поможет: «Когда летом я приезжала к бабушке, всегда умоляла её, чтобы я осталась жить с ней. Потому что понимала, что жить с мамой в постоянном напряжении и ожидании, что мне сейчас отвесят подзатыльник, — это п***ц. Но бабушка говорила, что не может оставить меня у себя, потому что „это неправильно, и ребёнок должен расти со своими родителями“, хотя она знала всю ситуацию». Так у Ксюши закреплялось ощущение, что говорить о своих проблемах бессмысленно, а ждать помощи не от кого.
«Нужно просто перетерпеть»
Несколько раз Ксюша уходила из дома ночью, чтобы побыть наедине с собой: «Когда мама начинала дико орать и сильно бить меня, я не могла этого выносить и находиться в этом. Я ходила по улицам, а потом просто стояла перед подъездом, потому что идти мне было некуда, а возвращаться домой не хотелось. Мама знала, что я уходила, и смеялась над этим. Однажды соседка увидела, что я стою ночью возле дома, и на следующий день спросила у мамы, что произошло. Мама шутливо ей ответила „Ой, да она из дома решила уйти“. Они вдвоём посмеялись».
Когда Ксюше было пятнадцать, мама вступила в отношения с мужчиной, и они переехали к нему в квартиру, где у девушки была отдельная комната. После переезда случаев физического насилия Ксюша не помнит: «Наверное, маме было неудобно бить меня при этом мужчине. Или она поняла, что уже ничего не исправит, не перевоспитает и что смысла бить меня больше нет». Так отношения с мамой постепенно становились нейтральными. И причинять себе боль Ксюша перестала.
«Но даже когда побои прекратились, а мама проходила мимо меня, ещё несколько месяцев у меня резко и непроизвольно поднималась рука, чтобы остановить её удары. Каждый раз думала: „Вот сейчас ударит“. Или, если мама поднимала руку, чтобы поправить волосы, например, у меня тоже срабатывал рефлекс, и я закрывалась от ударов», — вспоминает Ксюша.
Девушка всегда находила оправдания действиям мамы: «Она злится, потому что ей очень тяжело и плохо, она переживала развод, не было работы и своей квартиры, не было стабильности и так далее. Я надеялась, что скоро будет лучше. Нужно просто перетерпеть — других вариантов тогда я не видела».
«Хочу чувствовать жизнь»
В семнадцать лет Ксюша поступила в университет и переехала в другой город. С мамой она больше не живёт. И хотя отношения стали не такими напряжёнными, как раньше, последствия физического насилия в детстве остались до сих пор.
«Этот период сильно на меня повлиял, потому что тогда я научилась подавлять все эмоции, перестала их показывать и перестала понимать, в какие моменты и что я чувствую. Сейчас я не всегда могу заплакать, если хочется. А если происходит что-то очень для меня смешное, я сижу с каменным лицом и не могу громко смеяться. Меня это бесит, потому что не получается „быть живой“ и проживать в полной мере ни радостные, ни печальные моменты. Не получается в обществе показывать свои эмоции, на них как будто стоит блок», — рассказывает Ксюша.
Только год назад Ксюша обратилась к психологу с этой проблемой: «Я стала замечать вокруг себя очень открытых, ярких и эмоциональных людей, настоящих. И я осознала, что хочу так же, но не могу. Механизм проявления эмоций атрофировался из-за ненадобности — когда несколько лет приходилось не показывать чувства. Когда смотрю на других людей, которые могут быть „живыми“, хочу стать такой же. Хочу чувствовать жизнь».
Девушке очень тяжело открываться людям. Если с очень близким человеком у неё получается много разговаривать, улыбаться, шутить или даже плакать, то в других кругах — в университете или на работе — это невозможно.
Неуверенность в себе — это одна из главных проблем, которая стала следствием насилия в детстве: «Мне постоянно кажется, что я плохо в чём-то разбираюсь, туплю, ничего не понимаю, и из-за этого всегда сижу в стороне. У меня всё ещё есть страх заговорить первой, но теперь я могу хотя бы поддержать диалог, поговорить с продавщицей, задать вопрос на лекции. Учусь говорить о себе и своих чувствах, пока получается только с самыми близкими».
Девушка рассказывает, что этот опыт сделал её морально сильной: её сложно вывести из себя, и любую проблему она может решить без паники.
«Но если у меня когда-нибудь будут дети, я ни за что не буду бить их. Ни при каких обстоятельствах. Не хочу, чтобы они переживали то же самое, что и я, и остались потом с травмами. Я не буду проявлять к ним насилие. И считаю, что всё можно решить мирным путём», — дополняет Ксюша.
Сейчас она понимает, что никто не вправе её бить. А если это случится, то она сразу прекратит общение с этим человеком: «Для меня это неприемлемо. А тогда я не понимала, что происходило насилие, и не называла это так. Думала: „Мама просто злится. Ей сейчас тяжело“».
Почему при проявлении физического насилия ребёнок может «отключать» чувства
У каждого человека есть различные защитные механизмы психики. Так мы защищаемся от боли (физической и эмоциональной), переживаний или реальности, которая может оказаться невыносимой. Подавленные эмоции и неприятные события могут быть вытеснены из нашего сознания, чтобы облегчить наши переживания. В результате такого «отбрасывания» человек перестаёт осознавать внутренние конфликты, а иногда действительно не помнит травматических событий из детства.
Если ребёнок использует такую стратегию часто, то вероятен риск развития алекситимии — синдром «замороженных чувств», который сохраняется, даже когда он находится в безопасности.
Детям, которые подвергались насилию, трудно говорить о своих эмоциях, часто они не могут найти подходящих слов для выражения чувств, которые окрашены негативными красками. Они часто копируют поведение взрослых и применяют агрессию по отношению к другим людям.
Но если ребёнок подавлял свои чувства или отрицал травмирующую ситуацию, то он может в дальнейшем направлять агрессию на себя (аутоагрессия). Это может выражаться в депрессивных состояниях, саморазрушении, различных зависимостях. Такое происходит, если выражение чувств по отношению к взрослому опасно или безрезультатно, поэтому гнев ребёнка обращается на себя самого, вызывая вину, заниженную самооценку, ненависть к себе и чувство неполноценности.
Насилие не проходит бесследно даже во взрослой жизни. Таким людям сложно контролировать импульсивные реакции, выражать и проявлять себя, у них отсутствует доверие к окружающим, может проявляться чувство, будто человек недостоин иметь то, что есть в его жизни, от этого возникает желание доказывать что-то другим и «заслуживать» хорошего отношения к себе. Иногда присутствуют модели поведения садизма или мазохизма.
Как вернуть себе способность чувствовать
В работе с чувствами хорошо помогает ведение дневника чувств и эмоций. Для этого важно завести отдельную тетрадь или блокнот и в течение дня фиксировать, какие чувства присутствуют.
В начале практики можно ставить будильник с напоминанием о дневнике, например, через каждый час, останавливаться и задавать себе вопрос: что я чувствую? Если будет сложно, то помощником могут стать таблицы-шпаргалки с чувствами.
Первое, что необходимо записать, это ситуация, которая вызвала реакции. Далее мы выписываем автоматическую (самую первую) мысль и затем чувство, которое возникло. Важно отмечать физические реакции, так как тело часто реагирует быстрее, чем разум. Если делать такую практику ежедневно, то уже в ближайшие 1–2 недели можно увидеть положительный результат.
Чувства и эмоции делают нашу жизнь более яркой и живой. Если человек блокирует свои эмоции, то он утрачивает глубину своей жизни, она перестаёт быть наполненной — как однажды описал свой день Жан-Поль Сартр, «не жизнь, а существование». Иногда мои клиенты сравнивают это состояние с психологической смертью. Хотя человек может быть социально успешным, но внутри скрывается много боли, которую страшно проявить, и чувства могут быть спрятаны на долгие годы и десятилетия.
Как помочь тому, кто столкнулся с физическим насилием
Человек, который пережил насилие, часто имеет сложности с осознаванием и выстраиванием личных границ. Важное правило: нужно уточнить, нуждается ли он в помощи прямо сейчас. Если да, то в какой именно помощи и в каком объёме.
Возможно, он хочет, чтобы его просто выслушали или чтобы побыли рядом. После физического насилия процесс восстановления может быть долгим, поэтому нужно в первую очередь понять своё отношение к насилию, оценить свои силы, возможности и время, чтобы не причинить ещё одну травму, если вы в процессе поймёте, что были не готовы к этому. Прикасаться и обнимать можно только с согласия, и лучше начать контакт с лёгкого рукопожатия, так как человеку, пережившему насилие, это может быть неприятно и любая попытка сделать что-то без его согласия может восприниматься как очередное насилие.
Можно применять активное и эмпатическое слушание, верить тому, что говорит собеседник, помочь в контейнировании чувств и принимать его с любыми реакциями, которые не причиняют вам и окружающим вред.
Куда может безопасно обратиться ребёнок, столкнувшийся с физическим насилием
8 800 2000-122 — Единый общероссийский телефон доверия для детей и подростков. Эта линия поддержки работает круглосуточно и предлагает анонимную психологическую помощь. Звонки на этот номер бесплатны со всех телефонов по всей России.
Кризисный центр «Екатерина» для женщин и детей, переживших насилие в семье, также предоставляет несколько контактов для экстренной помощи:
8 343 385-73-83 — телефон доверия для детей и подростков;
8 952 146-22-23 — кризисный центр «Екатерина» (с 12:00 до 17:00, пн., чт. и пт.).
Эти ресурсы предоставляют юридическую и психологическую помощь, оказывают поддержку для тех, кто сталкивается с насилием или трудностями в семье, обеспечивая конфиденциальную и профессиональную помощь.