Нейрофизиолог Барбара Липска изучала работу центральной нервной системы при психических расстройствах. Однажды нарушения психики начались у неё самой. Причиной оказалась метастатическая меланома мозга. Барбара не стала опускать руки. Она занялась лечением и параллельно записывала, как изменялось её сознание под влиянием болезни. Так появилась книга «Потерявшая разум», которую Липска написала вместе с журналисткой Элейн Макардл. Мы публикуем отрывок из главы «В потёмках».
Я проводила на работе так же много времени, как и до постановки диагноза. И вела себя так, будто ничего не случилось: рецензировала научные публикации, управляла большим коллективом, разрабатывала детальные планы по развитию Банка мозга. Мы продолжали собирать образцы мозга умерших и активней налаживать сотрудничество с коллегами по всей стране, чтобы иметь возможность быстрее реагировать на запросы — их количество росло, так как наш Банк мозга становился всё более известным. Я убедила начальство в том, что всё уже в порядке, и рассылала бодрые письма с темой «Я себя отлично чувствую!».
И я действительно чувствовала себя прекрасно! С оптимизмом смотрела в будущее и надеялась победить рак. С началом иммунотерапии сил у меня поубавилось, но всё же их вполне хватало на полный рабочий день, а при необходимости мне удавалось мобилизовать энергию на новый проект или совещание. Я была уверена, что прекрасно со всем справляюсь, несмотря на опухоли в мозге.
Но, конечно, это было не так.
То, чем я занималась, всё чаще вызывало затруднения, мне было всё трудней сосредоточиться на текущей задаче. Особенно сложно стало читать. Я начала перекладывать часть работы на сотрудников и посылала им письма, целиком написанные капслоком, что, как известно, в электронной переписке равноценно крику. Никогда раньше я себе такого не позволяла. Однажды вместо того, чтобы, как всегда, вычитать статью для серьёзного академического журнала, я сразу переслала её научному сотруднику с туповатой пометкой «СДеЛАйСРо4НО».
А организаторам профессиональной конференции я однажды отправила такое письмо с просьбой забронировать мне отель:
Спасибо. Есть суперособое обстоятельство — я бьюсь со смертельной болезнью. Как федеральный служащий, я должна дождаться одобрения командировки и могу потратить только госустановленную суму
Про отель. Пару недель назад я уже спрашивала о размещении, но бес толку. Пожалуйста помогите!
Спасибо. Барбарар
Я не видела в этом письме никаких ошибок, и никто мне ничего о нём не сказал.
Я не замечала и того, как становлюсь всё более и более расторможенной и безразличной к тому, что думают окружающие.
Где-то в июне я, например, перестала опускать жалюзи в ванной, когда принимала душ. Меня перестало волновать, что кто-то может меня увидеть. К чему эти лишние действия? И с какой стати я должна закрывать прекрасный вид на парк?
Примерно в это время я и вышла на пробежку без искусственной груди и со стекающей по телу краской для волос. Мой экстравагантный внешний вид поразил Мирека, я же не видела в нём ничего из ряда вон выходящего.
Я не осознавала, что со мной происходит. Отсутствие самокритики и механизмов торможения свойственно людям с нарушениями в лобной доле мозга, вызванными деменцией, инсультом, травмой, отёком и рядом других причин.
Лобные доли позволяют нам предвидеть результат своих действий и избегать поступков, которые могут повлечь за собой нежелательные последствия. Ежедневно каждый из нас принимает тысячи подобных решений, в большинстве случаев даже не отдавая себе в этом отчёта. Когда кто-то вдруг, как это случилось со мной, начинает игнорировать установленные обществом нормы, это серьёзный признак нарушений в работе лобной доли.
Мозг с отключившейся лобной долей похож на лошадь, сорвавшуюся в галоп, стоило наезднику отпустить вожжи. Всё чаще и чаще я просто делала то, что хотела и когда хотела. Я не замечала, что всё шло вкривь и вкось, а если и замечала, то закрывала на это глаза.
В один из жарких и влажных дней в середине июня я отправилась на работу пораньше, чтобы не ехать в плотном потоке машин — водить становилось всё сложнее. К вечеру я совершенно вымоталась. Я целый день работала без передышки, чтобы наверстать те часы, которые проводила под капельницей в отделении иммунотерапии и на приёмах у врачей.
Я выглянула в окно и увидела, что над крышами института собираются тяжёлые тёмные тучи. Скоро польёт. Меня раздражала эта погода, и я чувствовала, что безумно устала.
Пора уходить. Сейчас же.
Я пулей вылетела из кабинета и помчалась на парковку. Моя машина всегда стояла на одном и том же месте, так как я приезжала рано, часто раньше всех, и его ещё не успевали занять. Эта парковка была довольно далеко от здания, где я работала, — я любила немного пройтись в начале и конце рабочего дня, поэтому выбрала именно её, а не одну из ближайших парковок.
Многие годы я довольно редко бывала внутри этой уродливой многоэтажной бетонной конструкции. Раньше, когда позволяла погода, я ездила на работу на велосипеде — около тридцати километров в одну сторону по живописной, обсаженной деревьями дорожке вдоль реки Потомак. Но теперь, после операции и иммунотерапии, сил и выносливости у меня поубавилось, и я стала ездить на работу на машине, хоть терпеть этого не могла. Мне казалось, будто я потеряла какую-то часть себя. Так что я была рада этой короткой прогулке, во время которой могла расслабиться и проветрить голову после работы.
Через десять минут я была на парковке. Но не увидела серебристую «Тойоту RAV4» на своём привычном месте.
Странно. Не помню, чтобы я оставляла машину где-то ещё. Я же приехала рано, как обычно.
Я поднялась на один пролёт вверх и спустилась обратно с другой стороны. Парковка была забита, но моей «Тойоты» нигде не было. Я обошла все этажи, пробираясь туда-сюда через ряды машин и осматривая каждую. Сначала я не понимала, что происходит, потом начала по-настоящему волноваться.
Кто-то угнал мою машину!
Или… я даже не знала, что ещё могло произойти. Может, я припарковалась где-то ещё и не могла вспомнить где?
Я вытащила из сумки ключ от машины, нажала на сигнализацию и услышала гудок — он прозвучал где-то вдали. Я пошла на звук, время от времени нажимая кнопку, чтобы машина просигналила снова.
Что происходит? Ерунда какая-то.
Я вернулась назад и снова нажала на кнопку на ключах. И снова услышала сигнал. Но как только я начинала идти на звук, то переставала его слышать. Снова и снова я нажимала на кнопку, слышала гудок, но не могла определить, где моя машина.
Я растерялась и не знала, куда идти. Я не понимала, что творится. Не понимала, что не так с этой Вселенной. Она постоянно устраивала мне непонятные и жестокие розыгрыши.
Я увидела, что в мою сторону шла какая-то женщина, и, поколебавшись, решила подойти к ней. Было очень стыдно признаться, что я не могу найти собственную машину! Но у меня не было выбора. Я устала бродить в потёмках. Я хотела домой.
«Можете помочь мне найти машину? — попросила я. — Я не знаю, где припарковалась».
Она удивилась, но согласилась помочь. Взяв ключи, она нажала на кнопку сигнализации, и мы услышали гудок. «Должно быть, это где-то уровнем выше, — сказала она. — Посмотрите вот сюда, в зазор между этажами». Я посмотрела туда, куда она показывала, и увидела свою серебристую «Тойоту». Она стояла на съезде между первым и вторым уровнем. Я понятия не имела, как она там оказалась. Я выхватила у женщины ключи и побежала вверх к своей машине. Она подмигнула мне фарами, как будто говоря: «Попалась!»
Я выдохнула с облегчением, но так и не могла понять, в чём дело.
Почему машина стоит здесь? Я не помню, чтобы я здесь останавливалась. Кто-то её переставил? Зачем?
Ещё в большем замешательстве я оказалась, сев в машину.
Я ездила на ней вот уже три года, но, попытавшись пристегнуться, не смогла найти ремень безопасности. Протянув руку, как обычно, я не обнаружила никакого ремня — вместо этого моя рука высунулась в открытую дверцу и ухватила пустоту.
Я попробовала ещё раз. То же самое. Я не могла ничего нащупать. Ухватиться было не за что. Ремень пропал. Почему всё так сложно? За что ни возьмусь — сплошные проблемы.
Мир вокруг казался странным, ненормальным, а особенно предательски вели себя машины. Я больше не понимала даже самых простых вещей, связанных с ними.
Я оглянулась по сторонам, но так и не нашла ремень безопасности. Зато увидела распахнутую дверцу машины. Я понимала, что её нужно закрыть. Но никак не могла сообразить, как это связано с пропавшим ремнём. Какое-то время я просто сидела, а потом раздражённо захлопнула дверцу.
Громкий звук, как по волшебству, вернул меня в реальность.
Я провела рукой по закрытой двери и тут же наткнулась на ремень. Он был там, где и должен был быть, — свисал со своего крепления внутри машины. Я потянула его на себя и, перекинув через грудь, щёлкнула замком.