Лора Белоиван — художница, журналистка и писательница, финалист литературной премии «НОС» и Довлатовской премии. В её книге «Южнорусское Овчарово» издательства «Лайвбук» — рассказы о жизни небольшого приморского посёлка, где происходят необъяснимые события. Деревья там ревнуют, избы освещают тьмой, а мёртвые вяжут и пьют свекольный сок. Публикуем один рассказ из сборника Белоиван.
Кто покормит рыбного филина
— Смерть, — кивает Ася, — почти ж не отличается от жизни, только силы больше, а потребностей меньше.
Ася знает, о чём говорит: у неё два мертвеца в работниках. Муж и жена. Нестарые ещё, раннего пенсионного возраста. Зульфия и Самат. Мы не спрашивали, где она их подобрала, но знаем, что они у Аси уже три года, живут в маленьком домике в саду, Ася его сама построила и сама в нём обитала, пока настоящие строители строили большой дом.
Сейчас Ася живёт в большом доме, а мертвецы в маленьком. Всё там есть, в том домике: вода, туалет. Две комнатки, кухня отдельно. Сперва была одна комната, но Самат перегородку поставил, им с Зульфией так удобнее показалось. Зульфия у Аси по хозяйству, а Самат всё снаружи: сад на нём, мелкий ремонт какой-нибудь, стрижка газона. Или снег, если зима. Ася зимой уезжает обычно, и мертвецы приглядывают за домом и собаками.
Собак у Аси шестеро и столько же котов. Сперва все они относились к Зульфие и Самату настороженно, а потом привыкли. Наши мертвецы живут не в таких роскошных условиях: дом у нас один-единственный, и для Энди с Серёжей мы купили двадцатифутовый контейнер.
Энди и Серёжа разбились в предновогодний гололёд на аэропортовской трассе. Парни сидели на обочине такие растерянные — невозможно было не остановиться. Мы и остановились; первым в машину сел более решительный Энди, потом Серёжа, но мы ещё минут десять никуда не ехали — ждали, когда умрёт их пекинес, у него была ужасно долгая агония, мы всю машину выстудили, пока он к ним на заднее сиденье запрыгнул. Серёжа тогда сказал:
— Ну всё, можно ехать.
И взял собаку на колени.
Мы поехали, а по дороге договорились, что жить они останутся у нас, но не с нами, а как-нибудь отдельно, потому что так всем будет лучше. И тогда Энди сказал:
— Может быть, контейнер купить?
И мы купили контейнер прямо в тот же день — просто позвонили по объявлению, и нам его привезли на большом грузовике с краном и выгрузили за забор. Контейнер нам достался очень дёшево: на терминале была рождественская распродажа плюс частично можно было расплатиться накопленными бонусами с кредитки. Потом началась череда этих дурацких праздничных дней, когда везде всё закрыто, и первое время мертвецы спали прямо на матрасе, брошенном на стальной пол. Но не унывали. Потом, после праздников, мы докупили им в контейнер всё необходимое: пенополистирол для утепления, сайдинг для красоты, окна для света, дверь, чтоб входить и выходить. Отдали свою икеевскую кровать, кое-какую посуду, постельное бельё. И старое кресло для пекинеса.
Унывать Энди с Серёжей начали ближе к весне, и не унывать даже, а как-то меланхолично истончаться: иногда казалось даже, что через них видно. Правда, наваждение быстро проходило, хоть и оставляло после себя неприятный тревожный осадок. Никто из нас не помнит, кому первому пришло в голову спросить их, что с ними не так; но факт, что вопрос был задан, и проблема в конце концов решилась. Оказалось, что у Энди, Серёжи и их пекинеса начал подходить к концу ресурс, но ни они сами, ни тем более мы понятия не имели, чем обычно поддерживают жизнь в мертвецах. И тогда Энди сказал:
— Надо у кого-то спросить.
— Надо спросить, — повторил Серёжа, — в том доме под зелёной крышей, на углу, там надо спросить. А то спать всё время хочется.
В доме на углу, под зелёной крышей, жила Ася.
— У Аси спросить? — удивились мы. — Откуда ей это известно?
— Она двух мертвецов кормит, — ответил Энди. — Судя по всему, довольно давно.
Мы чуть в обморок тогда не упали, честное слово. Два мертвеца у Аси? Зульфия, которую мы то и дело подвозим до дома? Самат, с которым обмениваемся саженцами и цветочными луковицами?
— Хорошо выглядят, да, — сказал Серёжа. — Как живые. Сходите, а?
Мы, конечно, решились не сразу, хотя понятно было, что идти придётся. Но в голове не укладывалось, каким образом начать разговор с дальней соседкой, с которой до этого лишь здоровались, но никогда не имели бесед длиннее вежливого small-talk? «Ася, простите, чем вы кормите своих мертвецов?»
— Ася, — сказали мы, — тут такое дело.
Пока мы рассказывали про аварию на аэропортовской трассе, не сразу умершего пекинеса и наших сонных, Ася нас не перебивала, но каждую секунду нам казалось, что она вот-вот встанет и крикнет в окно что-нибудь вроде: «Самат, выпусти собак из вольеров». Но ничего подобного не произошло.
— Кровь из пальца, — сказала Ася.
— Что? — не поняли мы.
— Кровь из пальца, — повторила Ася и показала нам забинтованный указательный палец. — Раз в неделю достаточно. И обязательно чтоб работа у них была.
— И у пекинеса? — по-дурацки уточнили мы.
— Нет, — сказала Ася, — пекинес за их счёт.
Возвращались домой мы молча, совершенно не понимая, как будем сообщать Энди и Серёже про кровь и работу. Но получилось всё легко и просто.
— Ну, что? — спросил Энди.
— Сказала? — спросил Серёжа. У него на руках спал полупрозрачный пекинес.
— Да, — ответили мы. — На вас, говорит, пахать надо.
И дальше рассказали им про палец и бросили жребий на зубочистках, кому из нас первому добывать из себя кровь. Кстати, её потребовалось совсем немного, но пальцы у нас болели долго; в общем-то, они и не заживали, их всё время приходилось бинтовать: только перестанут ныть, как снова пора прокалывать.
Несмотря ни на что, вопрос с донорством решился гораздо проще, чем со вторым обязательным пунктом безбедного существования Серёжи и Энди. Ни тот ни другой ничего не имели против работы, но при этом совершенно не могли предложить нам никаких услуг, в которых бы мы по-настоящему нуждались. А услуги понарошку были бы не в счёт. Наоборот: они бы сводили на нет всю пользу крови.
Пришлось опять идти к Асе.
Калитку нам открыл Самат.
— Здравствуйте, Самат, — сказали мы. — Ася дома?
— Улетела вчера, — ответил соседский мертвец, — в Лондон. Но скоро будет, через где-то неделю. А вам поди спросить, чем этих ваших занять?
— Откуда вы знаете?
— Опытный… человек всё знает.
— Да, — сказали мы, — они у нас уже вон сколько, а толку никакого.
— Это плохо, — согласился Самат. — Вы заходите, а то там дождь.
На улице начинало моросить. Самат провёл нас мимо собачьих вольеров в маленький домик в глубине сада. Дверь открыла Зульфия. Она улыбалась, но смотрела слегка настороженно.
— Гости у нас, — сказал ей Самат. — По делу.
— Я тому удивляюсь, — сказала Зульфия, — что мальчики к нам сами не пришли. Стесняются?
— Нас вот попросили, — сказали мы.
— Ну мы видим, да, — сказал Самат.
Мы зашли в дом, и Зульфия закрыла за нами дверь.
— Чай? Сок? У нас, правда, такой сок, вам может не понравиться, — сказала Зульфия. — Свекольный.
— Если с яблоком, то ничего, — сказал Самат.
— Будете свекольный сок? — спросила нас Зульфия. — Полезный. На вкус привыкнуть надо, конечно, но полезный.
— Землёй пахнет, — сказал Самат. — С яблоком когда, то не пахнет землёй.
— Спасибо, — отказались мы от сока. — Чаю тоже не нужно, мы ненадолго.
— Ладно, — легко согласилась Зульфия, — спрашивайте.
— Парням работа нужна, — сказали мы, — а ничего в голову не приходит. Помогите придумать, пожалуйста.
— С молодыми всегда так, — кивнул Самат. — Умрут, а сами ничего толком не умеют.
— Да, — вздохнула Зульфия, — и образование, наверное, высшее.
— Высшее, — подтвердили мы.
— Трудно, — опять вздохнула Зульфия. — Когда высшее, то почти всегда никакой мелкой моторики.
— А обязательно, да? — спросили мы.
— В первую очередь, — подтвердил Самат. — Можно кровь не пить, свекольный сок пить без яблока, а без мелкой моторики всё, элим кетты. У меня тоже высшее.
— Но вы же придумали? — растерялись мы.
Самат отвернулся от нас и выглянул в окно.
— Спицы, шерсть, пусть вяжут чего-нибудь, — сказала Зульфия. — Пусть приходят, научу.
— А Ася сказала, чтоб такая работа, которая нам нужна, — усомнились мы.
— Вам нужна, — уверенно сказала она. — Очень вам нужна эта работа. Вы же уедете.
— Куда мы уедем, у нас филина кормить некому, — сказали мы. — Рыбного.
— Вот я и говорю, — сказал Самат.
— А вы-то как без мелкой моторики обходитесь? — спросили мы. — Сад, снег, газон, пылесос — где тут моторика-то?
Вместо ответа Зульфия встала из-за стола, шагнула к закрытой двери в комнату, распахнула её и кивнула: гляньте-ка.
Мы глянули. Стены, потолок, пол, мебель, оконные рамы — всё, абсолютно всё в этой комнате было обвязано светло-серой и белой пряжей. Своеобразный интерьер, даже приятный вполне.
— А как надоест, распускаем и другим цветом вяжем, — сказала Зульфия.
— Это чтоб не просто так, — сказал Самат, делая пальцами, как будто это спицы. — Надо, чтоб труд был видимый.
— Тем более когда для здоровья, — конкретизировала Зульфия.
— А потом всё остальное, — сказал Самат.
— Любое, — уточнила Зульфия, — но потом.
Потом, спустя много времени, мы с ужасом вспоминали о тех первых месяцах, которые наши мертвецы провели без крови и вязания. По нашей и их собственной неопытности они могли попросту исчезнуть, превратиться в какую-нибудь фигню вроде праха или тлена. Перестать быть. Как бы тогда мы ходили мимо опустевшего контейнера, который стал бы для нас вечным укором? Хотя, возможно, мы бы так и не узнали никогда, куда делись Серёжа, Энди и их пекинес. Подумали бы, что уехали куда-нибудь не простившись. И главное, кто бы тогда кормил филина в наше отсутствие?
Серёжа за месяц обвязал все деревья в саду. Энди обвязал деревья вдоль лесной тропы, по которой мы все обычно ходим к морю. Потом они вместе обвязали несколько старых дубов на спуске к лагуне, и только тогда до нас дошло, откуда и почему в Европе возникла мода на обвязанные деревья.
К концу лета мертвецы так окрепли от тренировки мелкой моторики, что начали использовать крупную: Энди починил старую тачку, а Серёжа взял лопату и нечаянно выкопал яму — пришлось его хвалить и на скорую руку назначать яме применение, чтобы она была не зря; решили, что будем складывать в яму компост, вот, например, целый ворох свекольной ботвы — кстати, никто из нас не помнил, чтоб мы сажали свёклу.
— Это мы посадили, — сказал Энди.
— Нам свекольный сок нужен, — сказал Серёжа.
— Мы его уже заготовили.
— Сорок литров.
— Фу, — сказали мы, — какая гадость.
— Если с яблоком, — возразил Серёжа, — то ничего.
— Вы же уедете, — сказал Энди.
— На всю зиму, — сказал Серёжа.
— Да? — удивились мы.
— Ну да, — кивнули мертвецы.
— Вы уедете до весны, а мы тут останемся.
— Собак кормить и котов.
— И рыбного филина.
— И за домом следить.
— Вы же всегда этого хотели, чтоб кому-нибудь можно было доверить.
— Много лет.
— Много лет вы хотели иметь возможность уехать на зиму, но совершенно некому было поручить следить за домом и кормить рыбного филина, — сказал Энди.
— Для кормления собак и котов можно было нанять специальную службу за деньги, но рыбный филин — совсем другое дело, — сказал Серёжа.
— Рыбного филина абсолютно невозможно никому поручить, — сказал Энди.
— Рыбный филин не выносит незнакомых, — сказал Серёжа.
Они говорили нашими фразами, которых не могли слышать, так как задолго до их гибели на аэропортовской трассе мы прекратили обсуждать тему филина и отъездов. Поставили на ней крест.
— Ну хорошо, — сказали мы, — а при чём тут свекольный сок? Сорок литров.
— Ну как при чём, — сказал Серёжа. — Вы же пальцы нам не оставите?
Ну да, точно не оставим.
И пекинес такой:
— Тяв, тяв.
Шумный до ужаса, сроду не скажешь, что мёртвый.