Эта книга идеально подходит для выходных, которые проходят на даче в Подмосковье, в то время как очень хочется купаться в море или гулять среди древних развалин. Автор Мэри Норрис очарована Грецией и с любовью рассказывает о путешествии по этой стране. Мы публикуем фрагмент, в котором Норрис объясняет, почему считает древнегреческую богиню Афину феминистской иконой и своей ролевой моделью.
Об авторе
Мэри Норрис больше 30 лет работает редактором в американском еженедельном журнале The New Yorker. Она написала книгу «Между нами» (Between You & Me) о тонкостях языка и ведёт рубрику «Королева запятых» на сайте The New Yorker: снимает короткие ролики о правилах английского — например, о том, в чём разница между I и me. Помимо редактуры она увлекается путешествиями — и вот в новой книге рассказывает, почему полюбила греческую мифологию, культуру и, конечно, язык.
Однажды, когда я училась в шестом классе, на уроке религии нас разделили на группы для работы над проектом «Призвание». Нам раздали брошюры с описанием вариантов: ты вышла замуж, ты стала священником или монахиней, ты так и не встретила свою любовь и осталась одинокой. Меня отнесли к последней группе. Такая судьба не казалась выбором — скорее тем, с чем надо просто смириться. <...> Единственная божественная модель поведения, которую церковь предлагала девушке, был образ Пресвятой Девы Марии.
Думаю, я и сама не осознавала, как Афина стала для меня ролевой моделью. Афина, как и Мария, — дева, parthéna, но без парадоксального христианского материнства. Она родилась уже полностью вооружённой, готовой к сражениям, она воительница, появившаяся из головы Зевса. Её матерью, по мнению большинства, была Метида, одна из титанов, соперников олимпийцев, а значит, Афина принадлежала к знатному роду. Поскольку Метиды не было рядом (неприятно об этом говорить, но Зевс проглотил её, когда та была беременна), Афине удалось избежать тех конфликтов, которые порой возникают у девочки с мамой. Она прекрасно ладила с женой Зевса, Герой, самой раздражительной из богинь. Зевс никогда не давил на неё, чтобы та поскорее вышла замуж.
Другие женщины и девочки могут выбрать любую другую богиню. Многие предпочитают Артемиду, охотницу; кто-то, кто страстно хочет детей, мог бы идентифицировать себя с Деметрой; великие красавицы выбирают Афродиту. Гера не пользуется популярностью; в римской мифологии, где она известна как Юнона, эта богиня величественна и уверена в себе, но какая стерва! Я правильно выбрала Афину. Если Дева Мария — образец смирения и подчинённости, то Афина олицетворяет собой женщину освобождённую.
Эту богиню ничто не сковывает: у неё нет рядом божества мужского пола, которое надо обхаживать, нет детей, которых надо успокаивать, нет семейных забот, мешающих делать карьеру. Она никому не обязана — Зевс относится к ней с уважением, потакает ее прихотям. Будучи его любимой дочерью, она знает, как найти к нему подход. Он доверяет её мнению и позволяет ей думать своей головой. Девственность богини, вероятно, стала одной из причин, по которой афиняне выбрали её покровительницей своего города: она будет ему предана. Согласно мифу об основании греческой столицы, Афина и Посейдон соперничали за получение высших почестей в городе. Афина посадила на Акрополе оливковое дерево, а усилиями Посейдона по склонам холма стала течь солёная вода. Боги сочли, что олива — лучшее подношение из двух, и присудили победу, а вместе с ней и сам город Афине.
Не то чтобы у Афины не было никаких добродетелей, связанных с семейным уютом: она ткачиха и покровительница ремесёл, умеет облагораживать всё вокруг. Она не богиня плодородия, как Деметра или Артемида, а, скорее, дока в вопросах выживания. Об устойчивости оливкового дерева к болезням и погодным условиям ходят легенды. Если его вырубить или сжечь, пенёк даст новые побеги. Афина не просто посадила оливковое дерево — кто-то должен был передать людям и знания о том, как его выращивать и как выжимать из его твёрдых горьких плодов драгоценную субстанцию. Оливковое масло универсально: его можно использовать везде, от салатов до шампуня, а греки ещё и заправляли им масляные лампы.
На мой взгляд, Афина подаёт отличный пример, как можно мудро распоряжаться имеющимися ресурсами. Кроме того, Афина обладает небывалой для женщины силой. В «Илиаде», когда Зевс позволяет богам на поле боя взяться за оружие наряду с простыми смертными, Афина побеждает Ареса — Ареса, бога войны! Афина может вселять ужас. Она носит голову Медузы на груди, в самом центре своего щита — эгиды. Голова горгоны была подарком Персея, который убил чудище, глядя на отражение в щите: если бы он взглянул ей в глаза, превратился бы в камень. На классических картинах горгона Медуза хитро выглядывает из круглой рамки: змеи вместо волос, клыки, свиное рыло вместо носа. Её высунутый язык направлен в сторону зрителя, и всем своим видом она как бы говорит: «Не связывайся со мной, слабак».
Афина прямолинейна: она не пытается никого соблазнить или обольстить в надежде добиться своего. Её мудрость — это форма здравого смысла, которого мне не хватало, поскольку я не развивала его должным образом ни в колледже, ни в аспирантуре. К тому моменту, когда я пришла в «Нью-йоркер», там работали разного рода женщины: весёлая девушка на ресепшене, которая снова собиралась в аспирантуру, корректоры всех мастей — усердные, ревностные, скромные, но блистательные, — а также чертовски талантливые журналисты, такие как Полин Кейл и Джанет Малкольм. Когда меня повысили до уровня редактора — работа моей мечты! — и я наконец осталась один на один со словами, у меня случился кризис: я утратила уверенность в себе. Теперь никто не поблагодарит, когда сделаешь что-то правильно, но если сядешь в лужу, то всегда найдутся способы указать на это.
Наш отдел был своеобразным ситом, через которое пропускали все тексты: редактор отфильтровывал всё лишнее, не добавляя при этом ничего нового. Я впадала в крайности, стараясь, с одной стороны, делать меньше, а не больше, а с другой — не привлекать к себе внимания, пропуская что-то вопиющее. Мне хотелось писать, и поэтому я почувствовала укол ревности, когда одной из моих коллег-сверстниц удалось разместить собственную историю в рубрике «Разговоры о городе». Редактируя её текст, я была вынуждена бороться с собой, чтобы ничего не добавить. Однажды вечером я встретила в вестибюле Уильяма Шона, он ждал лифт. «Вы как будто чем-то обеспокоены», — заметил мой главный редактор. Может, в действительности мне было не по себе, потому что предстояло оказаться в одном лифте с мистером Шоном, но в тот момент я сказала ему: не уверена, что когда-нибудь справлюсь со своей работой в редакции. Он пристально посмотрел на меня и заверил, что всё придёт с опытом.
Оказалось, что Афина — хорошая ролевая модель для редактора. Она не стала бы переживать о том, заденет ли она чувства автора, нравится ли она ему или нет, но и спуску никому не дала бы. Мне нужно было только поверить в чистоту своих мотивов: я занималась всем этим ради языка. Как только я усвоила кредо выпускающего редактора и перешла из отдела редактуры (где нельзя исправлять существенные вещи, даже если знаешь: допущена ошибка) на следующую ступень иерархии, которая меня захватывала больше всего — стала «окейщиком», как их называют в «Нью-йоркере», — я прекратила так сильно переживать. В одном музее меня привлёк эстамп с изображением горгоны Медузы, насмешливо высунувшей язык. Я купила этот отпечаток и повесила у себя над рабочим столом.
Обложка: Рене-Антуан Уасс
Станьте первым, кто оставит комментарий