Полина Фомина родилась и выросла в Петербурге. Она долгое время работала журналистом на телевидении. А потом решила поступить на учёбу за границу. Это был 2008 год, и тогда Полине казалось, что она уезжает всего на два года. Свою историю Полина рассказала в новом сезоне подкаста «Взяла и сделала» — «Взяла и уехала», средства на который собирали на краудфандинговой платформе Planeta.ru.
Как я уехала из Петербурга
У меня историческое образование. После университета я работала журналистом — до отъезда из России я была репортёром в программе «Неделя в Большой стране», руководил которой тележурналист Павел Лобков. «Неделя в Большой стране» выходила еженедельно на «Пятом канале». Предполагалось, что это будет новая свежая версия «Намедни». Нас было пять репортёров, и мы ездили по всей стране по разным заданиям, которые придумывали себе сами. «Неделю» закрыли в 2008 году, а я уехала незадолго до этого, поступив на учёбу за рубежом.
Это было совсем другое время, и уезжала я совсем не по тем причинам, по которым люди уезжают сейчас. Я оставила карьеру в Петербурге, потому что мне хотелось перемен — попробовать жизнь и учёбу в другой стране. В то время для многих единственным вариантом уехать была именно учёба. Я поступила на программу FulBright в США. Это программа Госдепа, предполагающая, что 300 человек по всему миру отбираются по конкурсу и могут по гранту продолжить учёбу в США.
Я уезжала, не думая, что никогда не вернусь. Оставляла карьеру телевизионного журналиста, но уже тогда понимала, что всё идёт на спад — заканчивался та свободная журналистика. Но безусловно, были ещё вещи, которые я могла бы при желании развивать, если бы вернулась. И я уезжала, думая, что это всего на два года.
Как оказалась в Париже
Мой муж — француз. Когда встал вопрос о том, куда возвращаться после завершения программы в США, он сказал мне так: «Смотри, твои родители молодые и живут в Петербурге, а мои — сильно старше и живут во Франции, давай пока поживём поближе к моим?» Спустя пятнадцать лет свекровь каждое второе воскресенье приходит ко мне на обед и никуда не собирается — и слава богу, пускай живёт долго и счастливо. А к своим родителям я езжу каждое лето.
Переезд — это, безусловно, мощнейший сдвиг в ощущении себя. Я уезжала из России тридцатилетней — состоявшимся профессионалом с зарплатой и квартирой. А во Францию приехала без языка и работы. Это влияло на самооценку.
Муж подарил мне велосипед, и я отправилась в языковую школу. Только что была журналистом, который с пинка мог открыть половину дверей в городе, а теперь — по утрам на велосипеде езжу учить язык с ребятами лет на пятнадцать младше. Это большой удар по эго. Но как только месяцев через пять поняла, что преодолела первый языковой барьер, стало легче. Я прошла половину тяжёлой дороги.
Как я осваивалась во Франции
Переехав в Париж, я поняла, что больше не могу работать журналистом. Я не знала французского, поэтому нужно было придумать, на каком языке искать работу и что это за работа должна быть.
Аккумулировав свой предыдущий опыт — историческое образование и хороший английский, я начала заниматься экскурсиями на английском языке. Пришла в крупную англоязычную фирму и нанялась туда гидом. Как и пятнадцать лет назад, так и сейчас эта ниша существует и отлично себя чувствует. Но в нашем бюро мы из неё практически ушли и работаем в основном на русском. И даже не всегда справляемся с объёмом запросов — настолько это востребовано.
На своей первой парижской работе я очень быстро начала придумывать собственные маршруты. А через какое-то время стала директором этого туристического агентства. Гражданство я получала параллельно.
Из интересного: устройство французского общества в каких-то законодательных и бытовых моментах очень ориентировано на мужчин. Франция — страна, которая дала женщинам все возможные свободы позднее многих европейских стран. Например, голосовать французские гражданки стали только в 1944 году, а право на аборт получили в 1975-м. Всё это выражается в том, что, когда тебе нужно получить первые французские бумаги — банковские карточки, карточки социального страхования, — их проще получить, если у тебя есть французский муж. Не то чтобы без невозможно, но с ним — определённо легче.
Смешной момент: после замужества я не меняла фамилию, меня зовут Полина Фомина, но фамилия мужа, Пруто, всё равно приписана на моей банковской карте следующим образом: «Полина Фомина, жена Пруто».
Понятно, что в жизни есть и более масштабные неудобства, но такие вещи всё равно немного выбивают. Мы привыкли в России, что женщины получили право голосовать в 1918 году ленинским декретом: она как бы имеет право шпалы класть, и никто к ней никакое второе имя не припишет.
С другой стороны, во Франции я могу в любой момент отстоять свои права. Так было и в 2008 году, когда я уезжала, так есть и сейчас. Что бы ни происходило, каждую субботу французы ходят на забастовку. Полицейские где-то что-то не сделали или сделали не так — мы жжём машины. Бастуют люди, которые водят метро, — мы жжём машины. Мы выходим при любой несправедливости. Ты имеешь право выйти на митинг по любому поводу, и все знают, что полиция туда придёт для того, чтобы защищать толпу. Такого я не видела нигде. И моё конституционное право стабильно с 1789 года Французской революции.
Когда я говорю «моё конституционное право» и «мы выходим бастовать», я говорю от лица французской гражданки. У меня есть паспорт, и здесь это действительно делает тебя «французом во Франции». Ты несёшь на себе всё бремя ответственности, но и все плюшки получаешь соответствующие.
Как открыла собственное дело
С моей нынешней коллегой Ольгой Караськовой у нас сходный путь: параллельно друг другу примерно в тридцать лет мы уехали из Петербурга в разные страны на учёбу. Оля — сразу во Францию, а я в Америку. Оля в прошлом — хранитель французской гравюры Эрмитажа и специалист по немецким манускриптам в Национальной библиотеке Франции. У нас обеих историческое образование, обе занимались экскурсиями в Париже, здесь же и познакомились. Мы задумались над собственным делом, когда обе родили и поняли, что у нас нет желания ни работать на «чужого дядю», ни сидеть в декрете до трёх лет. Это было в 2016 году.
Мы решили попробовать самостоятельно организовывать туристические группы, которые будем возить по Франции и иногда в Европу, на выставки. Так начался наш бизнес. Название нашего тур-ателье «Короли и капуста» появилось, когда мы придумали первый совместный тур. Это было гастрономическое и историческое путешествие по замкам Луары, где жили короли. При замках сохранились королевские сады-огороды. Помимо самого тур-ателье, у нас есть «каналы по интересам», которые выросли из нашей работы. В одноимённом телеграм-канале Оля пишет о выставках в Париже, а я веду подкаст «Париж Наяву» про историю, культуру, гастрономию и повседневную жизнь города.
За восемь лет наш бизнес сильно трансформировался. Много чего произошло: COVID-19 и пандемия, спецоперация. До этого во Франции случались мощные пертурбации. Например, в 2019 году была масштабная забастовка против пенсионной реформы. Бастовали работники общественного транспорта: по всей стране отменялись поезда, а метро в Париже не работало три месяца. Какой уж тут туристический бизнес. Мы всё время пытались подстроиться под рынок и в конце концов пришли к тому формату, который есть сейчас. Мы занимаемся исключительно авторскими экскурсиями. Условно, у нас нельзя заказать обзорку на машине вокруг Эйфелевой башни. Мы сами придумываем программы, ориентируясь на то, что интересно, конкретно нам, — можем рассказать и про Монмартр и художников, и про оккупацию Парижа, и про французский джаз 40–50-х годов.
Какие есть ниши для бизнеса в Париже
Во Францию и сейчас можно переехать. Французы дают визы. Есть, например, паспорт таланта — виза, по которой приехали многие мои знакомые. Они планируют открыть в Париже свои небольшие бизнесы, например сеть парикмахерских или сеть грузинских кафе. Это вещи, не завязанные даже на внутреннее сообщество. Нужен ли нам ещё один хороший парикмахер? Безусловно. Хотим ли мы ещё немножечко вкусной еды? Да, хотим. В общем, ниш много, нужно не бояться, изучать и пробовать.