Бывшие заключённые, которые провели в неволе несколько лет, часто испытывают сложности с адаптацией к «обычной» жизни: с поиском работы, социализацией и стереотипами в отношении к ним. Татьяна провела 7 лет в местах лишения свободы и освободилась 1 июня 2011 года. Вместе с фондом «Второе дыхание» и акцией «Одежда на выход» рассказываем, с какими трудностями Татьяна столкнулась после выхода «на волю».
Я отбывала наказание по статье 159, часть 4 — мошенничество в особо крупном размере в составе организованной преступной группы. Но в процессе было предъявлено ещё одно обвинение по 210-й статье — организация преступного сообщества (преступной организации) или участие в нём (ней). Мы были частично оправданы правом на реабилитацию, но первый приговор тогда уже вступил в силу.
Срок по первому приговору был шесть с половиной лет, но поскольку было добавлено второе дело, то срок увеличился и суммарно составил 7 лет 2 месяца и 18 дней. Из них первые два года, пока шло следствие, я провела в СИЗО. Потом — два года в колонии. И после предъявления второго обвинения — ещё три года в СИЗО. 1 июня 2011 года я вышла «на волю».
В СИЗО подготовки к выходу не было вообще, поэтому попадание «в люди» для меня было тяжёлым. Состоялся суд, нас вернули в камеру и в этот же день должны были освободить. Но из Верховного суда чисто физически не успели привезти документы, и мы провели ещё одну ночь в СИЗО, будучи уже свободными. Утром привезли бумаги, мы в них расписались и вышли из общей камеры — 50 квадратных метров на 24 человека. Из камеры по коридорам — на улицу. Всё.
Мне очень повезло — у меня замечательная семья, которая меня не бросила и была все эти годы со мной. Мне было куда и к кому идти. Я вернулась в свою квартиру, к родным людям, которые помогли мне привыкнуть к новой жизни.
«Дочь заново учила меня переходить дорогу»
Когда я вернулась, моей дочери было уже 19 лет. Она буквально за руку водила меня по городу и по магазинам. Заново учила переходить дорогу. В первые дни после выхода из тюрьмы у меня был страх большого открытого пространства. Я не знала и не помнила, в какую сторону идти. Потому что за семь лет всё забылось. Находясь в тюрьме, ты живёшь совершенно другую жизнь: в закрытом пространстве и в других условиях. И каждый день ждёшь, что откроются двери и тебе скажут: «Мы ошиблись, выходите». А потом ты выходишь в мир, который вроде бы тебе знаком. Но когда попадаешь в эту реальность — оказывается, что она другая.
А ещё в тюрьме есть определённые правила, которых заключённые вынуждены придерживаться. И после выхода сложно перестать им следовать.
Так, одно из правил, которое действует в обществе заключённых, — «Не тобой положено, не тобой возьмётся». Оно означает, что нельзя прикасаться к чужим вещам. Когда я приехала к себе домой, был такой период, что в моей квартире жил брат со своей семьёй и дочь с мужем. Народу было много, и вещей тоже. И если какая-то тряпочка лежала не на своём месте, я её не могла взять, потому что не я её сюда положила. Я ходила по своей квартире и брала только то, что прямо сейчас принадлежит мне.
Вот этот переход — он сложный. Его нужно пережить и понять, что ты в своём доме и можешь распоряжаться всеми вещами.
Есть ещё и системные правила, установленные в местах лишения свободы. Например, это касается похода в магазин. После освобождения мы пришли с дочерью в супермаркет, подошли к стеллажам, и я сказала: «Маша, купи мне жвачку». Она ответила: «Выбирай». А я думаю: «В смысле, как выбирать? То есть я могу протянуть руку и взять?» Потому что магазин в тюрьме — это то, что оплатили родственники, а тебе принесли через передаточное окно, которое там называют «кормушкой». А в магазин на зоне ты приходишь со списком вещей и с бумажкой, где видишь, сколько у тебя денег на счету. По списку, который ты выбрал, эти вещи выдают. То есть ты нигде ничего не берёшь сам. Не выбираешь из нескольких вариантов, как в супермаркете.
А на третий день после освобождения я вместе с братом поехала покупать себе новую одежду. Мы приехали в супермаркет, брат меня привёл в отдел нижнего белья и ушёл, чтобы меня не смущать. У меня с одной стороны огромный ряд трусов, с другой — огромный ряд бюстгальтеров. И я не понимаю, как их можно посмотреть. Одно дело, когда вещи принесли в передачке — и, если не подошли, можно с кем-то поменяться. А здесь два огромных ряда. И я, вроде бы такая железобетонная и стойкая, просто разрыдалась.
Стояла между этими лифчиками и трусами и плакала от бессилия, что не могу их выбрать и не понимаю как.
Тогда я позвонила одной из своих подруг и попросила её о помощи. Конечно, далеко не все друзья остались со мной. Большинство отвернулись, перестали общаться, и осталось четыре подруги. И вот одна из них взяла меня за руку и повела в секонд-хенд, так как денег было не очень много. Мы вместе выбирали одежду — так было проще.
«Начинали заранее собирать себе одежду „на выход“»
Пока суд не определил заключение под стражу, я пребывала в изоляторе временного содержания, где были разрешены «передачки». Родственники принесли мне бельё, средства гигиены и одежду. А когда меня перевели в СИЗО, на следующий же день мне принесли ещё одну «передачку» с вещами. Поэтому проблем с одеждой у меня не было.
Но в тюрьме очень много девочек, у которых нет ничего, и нет близких людей, которые могли бы что-то передать. У таких девочек даже нет возможности постирать своё бельё, потому что не во что переодеться. Здесь срабатывает взаимопонимание. Как правило, все друг другу помогают. Во многих камерах делают «общаковскую» коробку. В неё складывают вещи, чтобы поделиться с другими. Например, у меня образовалась лишняя пачка прокладок — я её кладу в «общак». Это пойдёт девочкам, которые попадут в камеру и у которых не будет ничего.
Рядом с СИЗО есть монастырь, который тоже помогал одеждой. Можно было составить список по камере, обратиться к сотруднику, и вскоре приносили необходимые вещи. Как правило, приносили 2–3 мешка одежды, но она, конечно, была не в очень хорошем состоянии. Это на случай, если прямо совсем ничего нет. Наибольшей популярностью пользовались вязаные вещи, потому что их можно распустить и перевязать.
Крючки для вязания делали из зубных щёток. Спицы — из палочек для ногтей.
Что касается освобождения из колонии, заключённые, у которых никого нет «на воле», начинали заранее собирать себе одежду «на выход». Девочки потихонечку шили что-то на фабрике, обменивались вещи. А кто-то мог и подарить им свою одежду. Например, я отдавала девочке, которая готовилась к освобождению, кофту от спортивного костюма. И она её перешивала в тёплую куртку. Вставляла мех и подшивала синтепон, делала подкладку, чтобы можно было зимой ходить.
Кроме этого, у большинства заключённых сильно меняется гормональный фон, в связи с чем меняется и вес. Я бы сказала, что у 95% женщин, попадающих в заключение, начинается гормональный сбой — до полугода пропадают месячные. Большую роль играет ещё и питание. В тюрьме оно несбалансированное — и ты начинаешь подъедать хлебом и другими быстрыми углеводами. У меня тоже была такая ситуация. Когда меня арестовали, вес был 48 кг, а когда освободилась — 62 кг. То есть вся одежда, которая была до этого, мне уже не подходила. И на тот момент я не знала ни про какие организации, которые могли бы помочь.
О фондах и организациях, которые помогают социализироваться и адаптироваться бывшим заключённым, на момент выхода я почти ничего не знала. Помню, к нам приходили в СИЗО люди из общественной палаты, наблюдатели. Они интересовались бытом и внутренними нарушениями. Но внутри тюрьмы я никому не доверяла. Не верила, что кому-то жизнь заключённых может быть искренне интересна. Думала: «Да кому нужны эти заключённые, кто будет помогать им?» Раньше мне казалось, что все на них смотрят как на уродов и монстров.
«Реакция как на Чикатило»
Через 2–3 месяца после выхода я уже адаптировалась. Научилась передвигаться на метро и на автобусе, ориентироваться в городе, ходить по магазинам. И тогда стала искать работу и ездить на собеседования. Но на работу бывшим заключённым устроиться очень сложно. Здесь есть два варианта: искать через знакомых или начинать своё дело.
Связано это в основном со стигматизацией. Я приходила, рассказывала про себя и свой предыдущий опыт. И всё шло хорошо до момента, пока я не упоминала, что у меня имеется и другой опыт — 7 лет в местах лишения свободы. Человек, который никогда не сталкивался с этим, обычно судит по фильмам и по книгам. А в фильмах тот, кто отсидел, показан через очень неприятный специфический образ: коротко стриженная, со шрамами, беззубая, грубая, с обсценной лексикой... И сразу реакция как на Чикатило — прямо отодвигаться начинают. А когда говорю, что меня оправдали, слово «оправдали» уже никто не слышит. Хотя нас же оправдали не просто так. У нас не было адвокатов, и мы защищали себя сами, изучали все документы и боролись за себя. Слава богу, у меня юридическое образование, которое помогло разобраться.
А если про опыт заключения не упоминать, возникают нестыковки и вопросы, ведь из рассказа о себе из жизни выпадает 7 лет. Конечно, можно сказать, что всё это время была домохозяйкой, но тогда возникает вопрос: «А что вдруг сейчас решила выйти на работу?». Если вообще ничего не говорить, то в приличной организации всё равно служба безопасности вычислит. В магазинах я говорила, что жила всё это время за границей. Потому что у меня остались разные скидочные карты, и я приходила и спрашивала, действуют ли они спустя 7 лет. Только при устройстве на работу так сказать не получится.
Вскоре я смогла устроиться на работу в кол-центр. Выбора не было, там уж куда возьмут. Мне достались ночные смены два через два. Я проработала несколько дней и заболела, неделю лежала пластом. И за эту неделю меня уволили.
Поиск пошёл дальше, но всё было абсолютно безрезультатно, пока мне на помощь не пришла подруга моей подруги. Она устроила меня на работу в риелторскую компанию. Я пришла на собеседование, мы с работодателем проговорили час. Она задавала вопросы про образование, про семью, про опыт работы. И через час спросила: «А это правда, что мне про вас рассказали?» Я ответила: «Правда». И тогда она сказала: «Ну я бы, конечно, не подумала».
Все риски со службой безопасности она взяла на себя, и я прошла обучение и вышла на работу.
В этой компании я проработала год. И этот год позволил мне полностью прийти в себя и социализироваться благодаря частому общению с людьми и постоянным передвижениям по городу. А потом меня пригласили работать в другую компанию — уже начальником отдела. И дальше было проще.
Я начала вливаться в социум. Когда ты находишься в неволе много лет, тебе кажется, что за пределами тюрьмы все золотые и святые. А потом оказывается, что это далеко не так — здесь точно такие же люди. Только другая окружающая среда.
Помимо основной работы, я увлеклась шитьём, начала выставлять свои вещи на ярмарке мастеров. И меня стали приглашать на выставки-продажи. А после одной из них бутик российских дизайнеров предложил сотрудничать. И я работала с ними, параллельно занимаясь ещё недвижимостью. Потом Ольга Романова* позвала меня поработать в свой фонд, что было очень приятно — я хотела этим заниматься. И я помогала таким же, как я: или тем, кто находится в тюрьме, или тем, кто освобождается. Принимала и сортировала вещи, раскладывала и собирала посылки, которые потом отправляли.
Сейчас я уже вышла замуж и по-прежнему занимаюсь недвижимостью, квартирными делами и шитьём. Жизнь постепенно наладилась.
«Самое сложное — сохранить себя»
Самый приятный комплимент для меня — когда мне говорили: «Ты вообще не изменилась». Я боялась, что изменюсь, и очень хотела остаться такой, какая я есть, — прилагала для этого все усилия. В том числе принципиально не употребляла тюремные слова. Не хотела, чтобы приелись «шконки», «шлёнки» и так далее. Я называла стол столом, кровать кроватью, форточку — форточкой, а не кормушкой. Кто-то посмеивался, кто-то подкалывал, но тем не менее моя речь осталась такой же, какой и была. Самое сложное — сохранить себя. Не поддаться стадному инстинкту и озлоблению.
Главный стереотип — бывшая заключённая должна определённым образом выглядеть и вести себя: неопрятная, разговаривает на тюремном жаргоне, с матами и так далее. Почему-то не предполагается, что в заключении человек может остаться человеком. Люди думают, что при первой возможности я полезу в драку, непременно пырну ножом, а если мы сидим на работе в отделе из семи человек, то у двух обязательно пропадут кошельки. Многие считают, что не может бывший зэк остаться человеком — на нём уже клеймо преступника.
*Признана Минюстом РФ иноагентом