«Самое тяжёлое — ощущение поломанных судеб»: режиссёр и продюсер Ангелина Ашман о съёмках проекта «История российских тюрем»

В 2020 году режиссёр Ангелина Ашман сняла документальный фильм «Кресты» о следственном изоляторе в Санкт-Петербурге. Картина оказалась успешной — её даже купил Netflix. А 27 апреля 2023 года вышел проект «История российских тюрем», в котором Ангелина выступила продюсером. Он рассказывает об известных местах лишения свободы, великих личностях, которые там находились, и о том, что происходит за стенами сейчас. Два эпизода, «Бутырка» и «Владимирский централ», уже доступны в онлайн-кинотеатре KION. Ангелина рассказала о буднях в тюрьмах, работающих там женщинах и о заключённом, который после съёмок решил поступить во ВГИК. 

В одном из интервью вы говорили, что идея снять «Кресты» пришла к вам, когда вы ехали в «Сапсане» и увидели, как строят новый корпус. Почему строительство тюрьмы вас так тронуло? 

На самом деле изначально я не знала, что это новый корпус «Крестов» . Меня впечатлило само здание — величественная крепость с белыми стенами. Похоже немного на американский Пентагон. Не было понятно, что это тюрьма. Я думала, научный центр или больница. Но женщина, которая сидела рядом со мной, сказала, что это «Кресты». Я ответила: «Да нет же, „Кресты“ в центре города находятся». И тогда она объяснила, что скоро заключённых переведут в новый корпус. Вот я и подумала, что нужно снять фильм, пока они не переехали. 

А почему вы подумали, что такая тема будет интересна людям?

Тема тюрьмы в нашей стране актуальна, потому что у нас очень много людей сидели. Или сидели родственники, друзья. Либо знакомые могут быть сотрудниками. К тому же любое пространство, в которое ты не можешь попасть, вызывает интерес. Это касается не только тюрем, но и монастырей. Например, Шаолинь всё время рвутся снимать, ведь туда не всех пускают. 

Российские тюрьмы — тема довольно тяжёлая, даже гнетущая. Вас пытались отговорить от съёмок «Крестов»?

Нет, не пытались. Тогда я работала в студии «Остров», и команда мою идею поддержала. Позже нас поддержали Минкульт и ВГТРК. Я режиссёр-документалист, и не могу сказать, что до этого все фильмы у меня какие-то комедийные или позитивные. Никто не удивился. 

Как вы получали доступ в тюрьмы? Насколько известно, это очень сложно сделать. 

Это невозможно сделать, если не сотрудничаешь с ФСИН. Мы с командой встречались с потрясающей женщиной, которая возглавляла пресс-службу ФСИН, — Александрой Яковлевой. И так совпало, что она давно думала снять большое кино про тюрьму, но у ФСИН не было ресурсов на это. Она очень помогла организовать съёмки, и в итоге мы получили разрешение руководства. Ну и плюс у нас была поддержка телеканала «Россия 1», поэтому на начальном этапе двери для нас открывали чуть полегче, чем могло бы быть. 

То есть сложностей с доступом не было? 

Ну как сказать «не было». То, что тебя пускают снимать в тюрьму, не значит, что ты просто ходишь и делаешь, что хочешь. Любая тюрьма — это правила, которые ты должен соблюдать наравне с людьми, которые находятся внутри. В том числе правила безопасности. «Кресты» — это следственный изолятор. Там все сотрудники без оружия, а заключённых водят по территории без наручников. Они ходили по галереям , а мы в этот момент стояли рядом с камерой. И по человеку непонятно, кто он и за что тут сидит. Он может быть бизнесменом, юристом, творческим человеком или может быть маньяком и убийцей. 

Понятно, что совсем буйных там не водят по коридорам просто так, но всё равно определённые правила нужно было соблюдать. Да, руководство ФСИН согласовало съёмку, но в каждом конкретном месте есть свой руководитель. С каждым человеком нужно найти общий язык. Каким-то образом доказать и показать, что ты человек вменяемый, ты с благими целями пришёл. Поэтому сказать, что было совсем легко нельзя. Это сложная продюсерская и режиссёрская работа — сделать так, чтобы люди расположились и открывали тебе двери. Но, конечно, в итоге не все хотели сниматься. 

А что за правила были? 

Я не могу их все рассказывать, потому что некоторые из них конфиденциальны. Но, например, вся группа на протяжении трёх недель сдавала на входе телефоны, часы и любые средства связи. Мы приходили на съёмки в 6:30 утра, сдавали и ночью, когда уходили с территории тюрьмы, получали всё обратно. То есть находились вообще без связи. Это создавало свои сложности. Координировать съёмки было труднее. Я не могла, как обычно, позвонить второму оператору и спросить, где он. 

В некоторые галереи мы не могли ходить без сотрудников. В тюрьме каждый блок закрывался на ключ, и нужно было дождаться сотрудника, который тебя проведёт из одного блока в другой. 

В старых «Крестах» мы не могли сразу снять кадры, которые нам были нужны. Снаружи не видно, что у «Крестов» двойной забор, а между заборами — огромная колея. Снимать её было нельзя из-за местной системы безопасности. Мы смогли это сделать только после того, как оттуда увезли всех подследственных и заключённых в новую тюрьму.

Как часто в рабочий процесс вклинивались сотрудники ФСИН? Проявляли ли инициативу? 

Могу сказать, что никто отснятый материал не просматривал после смены. Что касается инициативы — конечно, какие-то вещи сотрудники рекомендовали. Они подсказывали, где можно подснять архитектуру: сохранившиеся башни, коридоры. Помогали находить героев — это тоже во многом их заслуга. Они понимали, что нам нужны люди, способные размышлять и излагать мысли. Там же были заключённые, которые ничего бы нам не сказали, а просто сидели и молчали. Поэтому в этом сотрудники очень помогли. 

А сами заключённые охотно шли на контакт? 

Никому не нравится, когда тебя, как клопа в банку, посадили и рассматривают. Люди на свободе-то не очень любят, когда их снимают, а в тюрьме тем более. Конечно, были те, кто не особо хотел разговаривать. Особенно трудно было Юле Бобковой, режиссёру «Владимирского централа». У неё на съёмку интервью отводилось один-два часа, и за это время нужно было смотивировать героя говорить. 

Бывало и так, что сначала человек неохотно шёл на контакт, но в итоге ему самому это пошло на пользу. Например, герой в «Бутырке». В фильме есть сквозная линия — спектакль, который ставит режиссёр с заключёнными. И вот один из героев не очень хотел в этом участвовать и сниматься, ему было очень трудно. Но в итоге он сказал, что после тюрьмы хочет поступать во ВГИК. Для него спектакль стал ниточкой, чтобы себя из тюрьмы вытащить. И я очень надеюсь, что он поступит и его судьба сложится удачно. 

Что было самым сложным в съёмке в тюрьмах? 

Во «Владимирском централе» и «Бутырке» я была продюсером, и там основная сложность легла на плечи режиссёров, которые находились в тюрьме и снимали. В «Крестах» мне было тяжело смотреть на судьбы молодых героев. У меня самой сын-подросток. И я видела парней, которым 18 лет, они учились в университете, а сейчас сидят. И иногда сидят из-за абсолютной ерунды. 

К тому же «Кресты» — следственный изолятор, там многие люди ждут приговора. Сидят в ожидании год, может два. Целых два года своей жизни! По ним даже нет решения, а они уже в тюрьме. Может быть, кто-то из них и невиновен, но всё равно в заключении. При этом люди под следствием ходят в обычной одежде. Ты видишь модного парня, которого ведут к адвокату, на исповедь к священнику или в прогулочный двор. В такие моменты понимаешь, насколько это всё близко, и эта тюремная стена на самом деле очень тонкая, как картоночка. Есть поговорка: «от сумы и от тюрьмы не зарекайся», и там она очень сильно откликается. Вот это было самое тяжёлое — ощущение поломанных судеб. 

Что больше всего удивило, стало откровением? 

Наверное, осознание бренности материального мира. Понятно, что мы все хотим красиво путешествовать, хорошо зарабатывать, есть во вкусных ресторанах. И не то чтобы я увидела тюрьму и решила отправиться в Тибет. Но в этих стенах ощущаешь сиюминутность своих капризов, чувствуешь, насколько ты маленькая песчинка в глобальном мире. Вокруг рушатся судьбы людей, и в этот момент не до своих простых желаний. 

Ещё большим откровением стали люди, которые там работают. У заключённых нет выбора — тебя посадили в тюрьму. Но выбор стать охранником для меня удивителен. Они в этой тюрьме, по сути, сидят так же, как и заключённые и подследственные. Кто-то проводит там по 20–30 лет. За это время люди уже освобождаются и выходят, а они сидят дальше. Особенно меня удивило, что там очень много женщин-сотрудниц. 

А почему женщины удивляют больше, чем сотрудники-мужчины? 

Наверное, потому, что это вдвойне непростой выбор. Ты находишься в месте, где вокруг определённый контингент людей. Это мужчины, которые не видят женщин по много лет, а сотрудники там без оружия. Что женщины могут сделать против какого-нибудь заключённого?

С другой стороны, в «Крестах» один из героев рассказывал про историю тюрьмы. И он говорил, что в 1990 годы женщины с охотой шли туда работать. Он объяснял это отчасти тем, что за стенами ты обычная женщина. У тебя может быть лишний вес или ты просто можешь не подходить под стандарты красоты из журналов. А тут ты супермодель. Сколько бы ты ни весила, как бы ты ни выглядела, тебе здесь делают комплименты, благодарят. Возможно, это как-то побуждает женщин идти туда работать. 

Плюс, мне кажется,  современная женщина более вынослива. Физиологически и психологически так придумано, что женщина может выдержать больше стресса и болезненных моментов. 

Вы не думали снять что-то про женскую колонию? Там же наверняка многое отличается от тюрем, где сидят мужчины. 

На самом деле я уже снимала в женской колонии. Делала кино про Розенбаума, и он поехал в женскую колонию с концертом. Но дело в том, что наш цикл фильмов про тюрьмы, построенные именно по принципу замка. Это тюрьмы, учреждённые Екатериной II. И есть большая разница. Колония — это совсем другое кино, с другой историей. 

Мы искали тюрьму, в которой женщины отбывают наказания. Ведь раньше они сидели и в «Крестах», и в «Бутырке», и во «Владимирском централе». Но сейчас в нашей стране есть правило — в замковые тюрьмы женщин не сажают. Несмотря на тяжесть преступления, они отбывают свои наказания в колониях.

Проект «Кресты» выкупил Netflix. Как думаете, почему зарубежному стриминг-сервису интересна эта тема? 

Тогда Netflix заходил на российский рынок, и ему нужно было что-то яркое маркетинговое про Россию, что точно сработает. У сервиса есть несколько больших проектов про тюрьмы и побеги из них, много криминальных историй, потому что тру-крайм хорошо смотрят. И они решили купить «Кресты». 

Сам фильм не какое-то арт-кино. Это проект, в котором есть историческая составляющая: в «Крестах» рассказывают о великих людях, которые сидели там. Он по всем параметрам подошёл Netflix’у. Они тоже много работают с историческими событиями, а тут такая благодатная тема для большой аудитории. 

В «Крестах» вы были режиссёром, а во «Владимирском централе» и «Бутырке» — продюсером. Почему так получилось? 

Это был осознанный выбор. Я хотела, чтобы все фильмы друг от друга отличались. Для этого нужны разные режиссёры. И если посмотреть все три фильма, можно увидеть, что у каждого своя стилистика. Например, «Бутырка», снятая Сережёй Поповым, очень отличается от «Крестов» и «Владимирского централа». Она получилась более светлой и лёгкой. Да, там тоже есть тяжёлые эмоциональные моменты, бесценные эмоции героев и серьёзная тема наркотиков поднимается, потому что многие молодые парни сидят по 228-й статье. Но само кино даже моментами с юмором снято. 

«Владимирский централ», снятый Юлей Бобковой, — совершенно другая стилистика, более мрачная. Там постоянно слышно монотонное тюремное радио на фоне, которое работает с утра до вечера, чтобы заключённые между собой не переговаривались. 

Если делать цикл фильмов, они должны отличаться друг от друга. И я очень рада, что у каждого автора получился свой фильм, а не просто снятые под копирку «Кресты». Такой задачи не было. 

Какая работа — режиссёром или продюсером — оказалась интереснее лично для вас? 

И та, и та очень интересная. Вообще здорово, что я побывала в двух ролях. Потому что я очень понимаю то, о чём мне говорят режиссёры. Когда Юля пришла после интервью и сказала: «Мне кажется, я общалась с дьяволом», — я не подумала, что она сошла с ума. Я сама как режиссёр понимаю — ты через себя пропускаешь все эти интервью, все рассказы героев, и это сильно влияет на тебя.

В первую очередь я всё-таки режиссёр, но и как продюсер считаю, что «История российских тюрем» — это успех. Недавно за «Владимирский централ» мы получили Серебряного Святого Георгия на Московском фестивале. И я безумно рада за Юлю. Она достойна этого приза. 

Почему стоит посмотреть проект «История российских тюрем»? 

Во-первых, это уникальная история страны, которая рассказана не скучно. Это не прямое кино с дикторским текстом, где тебе нудно объясняют историю тюрьмы. Это интервью и живые герои в реальных условиях. Ты полностью погружаешься внутрь тюрьмы, и за время фильма ни разу не покидаешь её стены. Только в «Бутырке» был момент, когда один из героев освобождается и идёт пить пиво в «Депо» (фудкорт в лофт-пространстве в Москве. — Прим. ред.). В общем, истории в фильмах очень интересные. 

Во-вторых, кино даёт почувствовать, что я никому бы не пожелала ощутить в реальной жизни. За полтора-два часа ты можешь понять, что произойдёт, если ты, не дай бог, окажешься в тюрьме. Складывается впечатление, что камера буквально живёт в этих стенах. 

Ну и в фильмах много вещей, которые могут удивить. Когда смотришь игровое кино про тюрьму, там часто в камере сидят заключённые на корточках и разговаривают по фене (на тюремном жаргоне. — Прим. ред.). А в наших фильмах люди на пожизненных сроках сидят и так не общаются. Они стихи читают и пишут, в библиотеку ходят. И каждый раз удивляешься тому, какие они вещи говорят, философствуют. Просто персонажи, которых ты в жизни не придумаешь и не увидишь в художественном кино. 

Назовите свой топ-3 лучших документалок.

Я бы посоветовала посмотреть всем «Сетевой торчок». Это китайский фильм о том, как детей лечат от игровой зависимости. Серьёзное произведение и эмоционально не самое простое, но очень интересное. Причём и для родителей, и для детей, которые находятся в такой тяжёлой психологической ситуации. 

Рекомендую посмотреть картину, которая была на Московском фестивале, — «Дайте мне победить». Она про подготовку детей с синдромом Дауна и аутизмом к специальной олимпиаде. Очень интересная и актуальная картина. Потому что, если у тебя ребёнок или член семьи с какими-то особенностями развития, общество может его не принимать, и там эта тема раскрывается. 

Третья картина — Don’t F**k with Cats. Это тру-крайм-сериал на Netflix’е, у него три эпизода. Он посвящён интернету и тому, как мы порой сами же сподвигаем не очень адекватных людей становиться маньяками. По крайней мере, у меня осталось такое ощущение. Кино очень круто сделано — расследование, за которым интересно наблюдать.

Ну и напоследок ещё посоветую «Аферист из Tinder», чтобы просто посмеяться и переставать мужчинам давать деньги. 

Какой фильм вы посмотрели и подумали «блин, почему это придумала и сняла не я»? 

Наверное, «Аферист из Tinder». Эта тема меня волнует, и у нас в стране есть такие персонажи. Думаю, вышла бы прям классная история, которую можно было бы показать людям. 

Ещё художественный фильм «Уроки фарси». В нём человек попадает в концлагерь и прикидывается, что говорит на фарси . Он придумывает язык, которого не существует, и учит ему надзирателя. Гениальная драматургия, не позаимствованная нигде, а придуманная. Прекрасная актёрская игра, и снято очень красиво. Если бы у меня был такой фильм, можно было бы уже ничего больше не снимать.