В России проходит фестиваль против домашнего насилия «Не виновата». Кто его делает и зачем?

В 2020 году на откровения жертв насилия всё ещё реагируют фразой «сама виновата». Чтобы сломать эту традицию и помочь благотворительным фондам, которые борются с проблемой домашнего насилия, активисты организовали фестиваль «Не виновата». С 5 по 14 марта в разных городах они проведут серию благотворительных концертов, лекций и выставок.

Из каких страшных новостей выросла идея фестиваля, готовы ли российские регионы к феминистским мероприятиям и как устроена работа команды энтузиастов — об этом мы поговорили с организаторками акции. 

— Как появилась идея фестиваля?

Лена: Мы с Васей Огонёчком (участник панк-группы Kick Chill, которая выступит на фестивале в Брянске — Примеч. ред.) как-то переписывались. Я не помню, какую конкретно новость мы обсуждали, но в процессе всплыла история Риты Грачёвой (женщина, которой муж из ревности отрубил кисти рук — Примеч. ред.). 

Вася вспомнил про это и сказал, мол, ещё и такие истории случаются! А в следующем сообщении написал: «Вот бы что-то такое произошло, что позволило бы нам как музыкантам заявить о своей позиции и хоть на что-то повлиять. А в идеале ещё и деньги собрать для благотворительных фондов». Мы немного поговорили об этом, и я сказала: «Вася, а чего мы тогда сидим, жопы мнём? Давай сделаем!» 

— Что стало последней каплей, которая заставила каждую из вас подключиться к организации фестиваля? 

Лёля: У меня была сильная мотивация принять в этом участие, потому что я регулярно сталкивалась с сексизмом в музыкальной и околомузыкальной тусовке. Я диджейка, и когда только начинала этим заниматься, на субкультурных концертах  постоянно звучали сексистские шутки, а к девушкам ощущалось пренебрежительное отношение как к приложению к парням, которые пришли послушать музыку. 

Ещё меня напрягали двойные стандарты: на словах парни все из себя веганы, все такие левые, анархисты, стрейт-эджеры, а на деле бьют своих подруг, не знают про согласие в сексе, унижают женщин, сочиняют сексистские песни и шутят в чатах про изнасилования. 

Мне кажется, эти темы всегда были в серой зоне. Все знали, что музыкальной тусовке происходит насилие, но пытались сохранить статус-кво. Никто же не хочет ссориться с классными парнями из уважаемых групп. 

Акция «Не виновата» становится маркером, который помогает понять, кто действительно против насилия. Мы создаём пространство для высказывания и солидарности, где ты определённым образом себя позиционируешь: выступаешь против дискриминационного, агрессивного, насильственного поведения. 

Чем дальше фестиваль развивается, тем меньше возможности у музыкантов оставаться в серой зоне и игнорировать проблему насилия и агрессии. 

Лола: Согласна с Лёлей. Я из Перми, и мало того что у нас можно пересчитать по пальцам девчонок, которые ходят на концерты и как-то причастны к музыкальным событиям, так ещё и солидарности между ними особо нет, и вообще очень патриархальная обстановка. Я постоянно слышала высказывания в духе «Девчонки на сцене — атас, это плохо. Бабы-девки, идите домой». 

Для меня последней каплей стала личная ситуация, которая у меня была в отношениях с пацаном со сцены. Это были два года абьюза и говна. 

После этого он не потерял ни одной своей котировочки, у него всё было классно, а мне приходилось не очень круто — я слышала про себя противные высказывания и стрёмные истории. 

Женя: О фестивале я узнала в прошлом году и подумала, что в 2020-м нужно будет этим заняться. Уже позже, обсуждая это с подругами, я поняла, что у нас в Орле раньше ничего такого не происходило — никаких обсуждений на тему равенства, феминизма. 

Но кто-то должен этим заниматься. У меня есть желание, силы, какие-то знания. Тем более есть желающие помочь, просто они до этого тихо сидели и молчали. 

Есть люди, которые говорят, что город не готов к такой повестке. Но мы решили, что фестиваль всё-таки нужен, потому что у нас где-то же тоже ходят феминистки и профеминисты. Я просто хочу сделать что-то классное для своего маленького города, в котором планирую жить. 

Полный список городов и мероприятий фестиваля «Не виновата»

— Как вы организуете работу? Не выгораете, делая всё на добровольных началах? Учитывая, что вы живёте в разных городах и у всех помимо феста есть своя жизнь. 

Лена: У нас нет жёсткой системы постановки задач. Есть документы, таблички — мы заносим туда всякую инфу. Раз или два в неделю созваниваемся по текущим вопросам. Обсуждаем то, что происходило со времени предыдущего созвона, потому что в процессе подготовки акции неизбежно возникают какие-то проблемы или конфликты.

Но нет такого, что у нас 13 человек в чате и все должны быть на каждом созвоне. Приходят те, у кого есть время и силы. У нас более-менее бережная среда — прежде чем поставить человеку задачу, мы спрашиваем, может ли он за неё взяться. И каждый может отказаться, если нет времени или ещё какого-то ресурса. Мы стараемся не грузить никого слишком сильно, чтобы не было выгорания. Нет такого, чтобы мы говорили: «Сдохни, но сделай».  

Марни: Когда я делала «Не виновата» в прошлом году, иногда было очень сложно эмоционально. Во-первых, это очень большой пласт работы, которую ты делаешь бесплатно в своё свободное время вместо того чтобы встретиться с друзьями, например, а во-вторых, тема фестиваля для меня очень личная, было много рефлексии, что также приводило к выгоранию. Я регулярно организую в Минске разные мероприятия, однако они никогда не были такими масштабными.

Ещё пришли женщины из минского убежища для жертв домашнего насилия «Радислава» — организации, которой мы собирали пожертвования на акциях в Беларуси — и сказали: «Вау, мы даже не знали, что кто-то хочет такое для нас сделать». И я поняла: «Надо делать акцию и в следующем году — как минимум для тех, кто не смог прийти в этом». 

— А как формируется пул музыкальных групп и команда организаторок и организаторов? 

Лена: Организаторы акции подбираются по личным ощущениям из числа друзей и знакомых, которые видят про нас анонсы или читают инфу в личных соцсетях. Центральный круг организаторов сформировался в прошлом году, у нас установились плотные дружеские связи. Но и в этом году к команде присоединилось ещё несколько человек. 

Некоторые просто написали мне в личку: «Я хочу помогать, но не знаю, что я могу делать». Мы с командой видим человека, его ресурсы и компетенции, а ещё видим в проекте задачи, на которые было бы прикольно обращать внимание, но на это наших ресурсов пока не хватает. Соединяешь человека и задачи —  и готово. 

Катя: Про группы: есть два полярных метода отбора — в больших городах и в маленьких. В больших ты сидишь и думаешь: «Кого я хочу позвать?» Хотя в прошлом году нас ещё никто не знал, было рискованно. А в этом году про нас уже много кто слышал, и в Питере были люди, которые сами мне писали, что тоже хотят поучаствовать. И как будто даже есть конкуренция —  по сути ты отбираешь, кто будет выступать. Мы думаем о том, кто из ребят особенно идейный и кто соберёт больше аудитории.

Лола: А в маленьких городах мы просто пишем всем группам, которые есть у нас в городе: «Эй, ребята, не хотите сыграть у нас на мероприятии?» Кто-то соглашается, кто-то не соглашается. Какие-то группы сначала соглашаются, потом слетают. 

— Нет историй в духе «с вами, феминистками, ни за что»? 

Лёля: Было очень показательно молчание со стороны некоторых групп. Не хочу называть имён, но когда ты несколько месяцев подряд публикуешь анонсы фестиваля и пишешь, что нужны музыканты для участия (или хотя бы репосты и инфоподдержка), а потом видишь, что твои знакомые из разных известных групп смотрят на всё это в сторис каждый день, но никак не реагируют, — ты понимаешь, что это позиция. 

Они осознанно не принимают в этом участия. Потому что «фу-у-у феминизм». Но они не могут себе позволить открыто об этом сказать. Это даёт определённое понимание, кто есть кто. 

— Многим в последнее время страшновато заниматься любого рода акциями. Вы не боитесь? 

Марни: Мы в Минске просто всё делаем официально через Министерство культуры, чтобы избежать проблемных ситуаций. Я прямо пишу в запросе, что это акция «Не виновата» — там есть все ссылки на соцсети, про нас могут почитать. Нам дают разрешения — и в этом, и в прошлом году проблем не было. 

Женя: Несмотря на то, что Орёл — маленький город, и наше общество не очень подготовлено, я почему-то думаю, что правоохранительные органы этим не заинтересуются. 

У меня был страх, что будут отказывать в площадках, но первое же место, куда я обратилась, согласилось и даже помогло с информационным освещением. 

Лена: У меня в одной песне есть достаточно прямая и не очень хорошая строчка про ментов. И несколько раз были случаи, когда ко мне кто-нибудь подходил и предупреждал: «Лен, в зале — эшники». Я выходила на сцену, сканировала зал, пыталась понять, о ком шла речь. 

Выделяла для себя нескольких чуваков: например, стоят в первом ряду три чела, супермускулистые, сорокалетние, серьёзные, и очень внимательно слушают. Я думаю: «Ну всё, Ленка поехала по этапу». Спела. Выхожу со сцены, эти чуваки подходят: «Лен, мы твои фанаты, спасибо, мы тебя так обожаем».

Я столько энергии потратила, а в итоге это просто паранойя, от которой ты со временем устанешь и начнёшь заниматься самоцензурой. Лучше от этого себя ограждать. 

— Как думаете, настанет ли когда-нибудь такое время, когда больше не нужно будет организовывать мероприятие, говорящее людям «жертва не виновата»? 

Марни: Мне кажется, оно наступит не очень скоро. В прошлом году была такая эйфория после фестиваля. А потом прошло несколько недель, и опять понеслось в новостях: кого-то задушили, кому-то что-то отрубили. Я думаю, что в 2021 году «Не виновата» точно будет проходить. И в 2030 году, скорее всего, тоже. 

Но я вижу положительную тенденцию. Как минимум в Минске стало происходить ещё больше фем-движух: появился фем-стендап, наконец-то разрешили согласованные пикеты против домашнего насилия. Чем больше ты об этом говоришь, чем больше делаешь сама, тем больше приближаешь момент, когда не надо будет объяснять людям, что жертва не виновата. 

Лена: Мне не нравятся такие громкие заявления. Возможно, когда-нибудь акция и перестанет быть нужной, возможно, даже на нашем веку. Но должно произойти какое-то невероятное изменение в общественном сознании — на уровне отмены рабства. 

Должен быть закон, он должен начать работать, должна вестись просветительская работа, должна измениться повестка. Я примерно понимаю шаги, через которые можно реализовать такие изменения, и понимаю, что это история не на год и не на два. Думать об этом как о чём-то достижимом и близком, я бы не стала. 

Катя: Мне кажется, что говорить «Однажды домашнего насилия не станет» — это как говорить, что «Однажды люди перестанут совершать плохие дела». Это невозможно. Но в наших силах — постараться изменить ситуацию к лучшему.