Когда Эмма была беременна третьим ребёнком, она нашла в себе силы уйти от мужчины, который её избивал. Мальчик родился недоношенным, а в семь месяцев врачи диагностировали ему спинальную мышечную атрофию. Рассказываем историю Эммы — о её непростых отношениях, воспитании детей и преодолении трудностей.
«Хочу ли я такой судьбы для своей дочери?»
Мы с бывшим партнёром знали друг друга с детства — наши старшие родственники жили в одной деревне. Мне было 28 лет, когда мы сошлись. Я была в разводе, он был в разводе, так и начались отношения. Сейчас начало отношений видится по-другому: тревожные звоночки были ещё тогда, но розовые очки были настолько огромными, что не хотелось этого замечать. Например, если мы куда-то вместе шли, он мог на что-нибудь разозлиться, бросить меня посреди дороги и уйти. Или, когда мы гостили в деревне у родственников, оставить меня там одну с новорождённым ребёнком и уехать.
Когда он первый раз меня ударил, я начала задумываться о том, чтобы уйти. До сих пор не могу ответить на вопрос, почему в итоге осталась. Наверное, было страшно. Но, думаю, нужно было хотя бы снять побои — полиция вряд ли бы помогла, но, если бы побои были зафиксированы, уже был бы плюс. Сейчас у нас идут суды, связанные с алиментами, и это информация бы пригодилась.
Побои происходили несколько раз в течение четырёх месяцев. Где-то раз в месяц. В какой-то момент что-то щёлкнуло в голове, и я поняла — надо уходить.
Во многом мне помогло то, что я состояла в группе, связанной с абьюзом. Это был телеграм-канал, в котором общались девушки, находящиеся в похожей ситуации. Они рассказывали о своих проблемах, и это очень помогло решиться — когда читаешь, к каким последствиям это может привести, очень отрезвляет. Я долго готовилась морально. В этой группе были инструкции, что можно делать, как поступать и куда обращаться за помощью. Поэтому, когда я решилась, план в голове уже был.
Я помню тот день. Мы виделись с партнёром днём, он был напряжённым и собирался куда-то ехать. Когда ты уже несколько раз сталкиваешься с побоями, начинаешь чувствовать: сегодня это произойдёт. Обычно побои происходили ночью, и, когда я увидела, в каком состоянии он уезжал, поняла, что, когда он вернётся, это случится снова.
Я позвонила сестре, мы поговорили. У меня была дочь от первого брака, сын от этого мужчины, и ещё я была беременная третьим ребёнком. Побои происходили на глазах у детей. Я понимала, что у них могло сформироваться представление, что это нормально. А когда сестра в тот вечер задала вопрос: «Хочу ли я такой судьбы для своей дочери?» — пазл сложился в ту же секунду. Я собрала детей, вещи и уехала. Первый месяц мы жили у моей тёти, а потом переехали в Москву.
«Писали, что такие дети не доживают и до двух лет»
В момент ухода я была беременна младшим сыном Дамиром. Из-за стресса (побег от партнёра, переезд в другой город, ещё и квартиру первое время снимали с ужасными условиями), он родился глубоко недоношенным. Он немного отставал в развитии от других малышей — не держал головку. Но врачи особо не обращали на это внимания. Возможно, потому, что ребёнок родился раньше срока и «отставание в развитии» в таком случае норма. А может, потому, что они его уже «списали»: для некоторых врачей «недоношенный» равно «инвалид». Это было в районной больнице. Но мы с Дамиром ездили проходить ряд процедур в областную, и вот там уже один из врачей направил нас к генетику на сдачу анализов.
Результаты анализов шли долго. В итоге, когда Дамиру было семь месяцев, ему диагностировали СМА — спинальную мышечную атрофию — первого типа. Это сложный тип СМА. Например, у второго типа больше шансов двигаться как «обычный» человек. Дамир же не полностью обездвижен, что-то может делать, но всё равно не как другие дети.
Когда я узнала о диагнозе, я поначалу не понимала, что это значит. Поэтому полезла в интернет и начала читать, а там ничего хорошего не было. Люди в основном писали, что такие дети не доживают и до двух лет. Рассказывали жуткие истории. Кто-то писал, что отказался от помощи и ребёнок умирал у них на руках. В какой-то момент я поняла, что тону во всём этом, и обратилась за помощью к психологу.
Помимо того, что я была истощена морально, мне нужно было научиться принимать диагноз ребёнка. Его ведь ждёт совсем другое будущее — если оно у него вообще будет. Это очень сложно объяснить, но принятие — долгий процесс, который не происходит за один день. Сначала помогал психолог, потом это всё встраивалось в мою нервную систему, и только потом пришло принятие.
«Говорят, что любят Дамира больше всех»
Я сама работаю — занимаюсь одеждой. Сотрудничаю с несколькими филиалами, которые шьют одежду по моим лекалам. У меня трое детей, но в декрет я уходила только один раз — со старшей дочерью. Всё остальное время работала. Наверное, чтобы не сойти с ума. Тяжело всё время заниматься только детьми. Плюс всё, что происходило последние три года, очень на меня давило — легко уйти в депрессивное состояние. Занятия с психологом помогли создать опору. Чтобы совсем не провалиться во тьму, учусь себя радовать. Меня радует побыть в тишине. Пообщаться со взрослыми людьми, только не на тему детей. Съездить куда-нибудь по работе — я работаю удалённо и много времени провожу дома.
Мне очень помогают няни, наша бабушка и старшая дочь. Так сложилось, что дочь любит готовить, для неё это приятный творческий процесс. Поэтому я почти этим не занимаюсь. И она, и средний сын любят играть и проводить время с Дамиром. Они даже говорят, что любят Дамира больше всех.
Где-то год после того, как я ушла от бывшего партнёра, я находилась в режиме выживания и истощения. Дети были свидетелями абьюза, но мы не проговаривали с ними эту ситуацию. Средний сын был ещё совсем маленьким, поэтому мало что понимал. Но дочка видела всё.
В день, когда мы ушли от бывшего партнёра, мы провели ночь в квартире моих родителей. Он тоже приехал туда, пытался попасть внутрь и вскрыть дверь. Я звонила в полицию, она приезжала два раза, но его задержали буквально на пятнадцать минут. Наряд в целом ехал очень долго, хотя отделение находилось в ста метрах от дома. После того случая у меня развилась мания преследования — казалось, вот-вот он меня найдёт, поймает где-то за углом и прирежет. У дочки были точно такие же страхи. Она тоже боялась где-нибудь с ним столкнуться, хотя мы переехали в другой город.
С дочкой сейчас занимается детский психолог. Также она ходит на вокал и недавно начала заниматься с собаками-терапевтами. Это даёт большие результаты. Она потихоньку учится преодолевать страхи и ведёт себя, как и должен вести подросток.
Чтобы я посоветовала женщинам, которые столкнулись с абьюзом?
Это всё индивидуально, и, наверное, ничего нового я не скажу.
Важно продумать чёткий план — что ты будешь делать. Откладывать деньги. Хранить деньги и документы в недоступном для мужчины месте, чтобы в экстренной ситуации можно было забрать всё необходимое и просто убежать. К сожалению, в России женщины не защищены законом, поэтому совет: не бояться и искать поддержку у мамы, сестры или подруг. И после побега найти место, где можно спрятаться и находиться на безопасном от абьюзера расстоянии. В такой момент человек по-настоящему проявит себя, и ты не знаешь, как именно он себя поведёт. Я хотела уйти, а отец детей не хотел отпускать и предпринимал попытки меня вернуть.
Находясь за пределами ситуации, легче судить, но, когда ты внутри, — есть соблазн вернуться. Начинается ломка, которую нужно перетерпеть. Лучше вообще самостоятельно не выходить на контакт с абьюзером, не отвечать на сообщения, не встречаться один на один. Любые «переговоры» лучше вести через близких людей, а ещё лучше — через юриста.
Я до сих пор волнуюсь о нашей с детьми безопасности — установила видеоглазок на входную дверь, и мне на телефон приходят уведомления, кто к ней подходил. Моя съёмная квартира находится под охраной Росгвардии, а на пульте дома есть тревожная кнопка.
Станьте первым, кто оставит комментарий