Гульназ и Толя, ведущие подкаста «Дриматориум», познакомились год назад в Тбилиси. Дружба переросла в романтическую любовь. У Толи диагностировано биполярное расстройство, у Гульназ — комплексное посттравматическое расстройство. Гульназ рассказала нам о сложностях в отношениях, с которыми они сталкиваются, и о том, какие решения для себя находят.
Мы с Толей познакомились в Тбилиси год назад и довольно долго просто по-детски дружили. Лето — можно громко хохотать в бассейне, гулять по лесу с собакой, играть в баскетбол, есть жареную картошку на лавке, много разговаривать обо всём на свете: от дурацких шуток до болезненных травм. А 14-го февраля всё поменялось, и мы решились попробовать включить в наш мир любовь.
«От выражения „отношения на расстоянии“ начинается тревожная тошнота»
Никто из нас не был по-настоящему готов к отношениям. Это произошло за два месяца до того, как мы разъехались по разным странам, и через пару месяцев после того, как Толя развёлся, а я пережила непростое расставание. Казалось, время совсем неподходящее. Мы не были готовы менять карьерные планы и бороться за отношения в классическом виде — 14 апреля я улетела в Берлин, через три недели Толя улетел в Белград. В то же время мы не хотели потерять эту близость и жалеть всю жизнь, поэтому решили всё равно попробовать быть вместе.
От выражения «отношения на расстоянии», ежедневных созвонов, перелётов каждые выходные и онлайн-романтики уже начинается тревожная тошнота. Поэтому мы держимся за главное — мы есть друг у друга. Нам кажется, что в нашей жизни, когда всё меняется каждый месяц и невозможно ничего планировать, важнее сделать постоянной величиной нашу дружбу, связь, любовь, а не постоянную физическую близость и моногамность. Мы не в эксклюзивных отношениях. Мы допускаем возможность и уважаем право партнёра влюбиться в кого-то ещё. Я думаю, это нормально, что на протяжении жизни ты можешь увлекаться, вдохновляться, влюбляться в разных людей, не скрывая и не подавляя эти чувства.
При этом у нас есть эксклюзивные форматы близости, которые невозможны с кем-то ещё. Это сложно, но попробую объяснить. Мы ещё на этапе дружбы назвали наши отношения «Дриматориумом». Вообще Дриматориумом — это игровая комната двух друзей из сериала «Сообщество». В этой комнате не существует рамок и ограничений. Герои фантазируют о разных вселенных, дурачатся, путешествуют во времени и создают свои миры.
Если бы у Дриматориума был слоган, это было бы «Можно всё, только спроси». Вот у нас так же.
Звучит красиво, но это не красочный мультфильм. Есть тысяча усложняющих факторов. Например, мы живём в разных странах, у нас есть травматичный опыт близости, противоположные типы привязанности и бэкграунд ментальных проблем.
У Толи диагностировано биполярное расстройство в ремиссии, с тяжёлыми депрессивными эпизодами в прошлом и тревожный тип привязанности. Это когда у человека есть сильный страх быть покинутым — такие люди часто не уверены в отношениях и ждут, что партнёр его вот-вот бросит. А у меня — комплексное посттравматическое расстройство, депрессия в ремиссии (я прохожу медикаментозную и EMDR-терапию) и избегающий тип привязанности.
Избегающий тип противоположен тревожному. В отличие от Толи, я, наоборот, боюсь близости. Мне трудно доверять другим людям — я предпочитаю полагаться на себя. И получается, что Толя скорее романтик, идейный двигатель наших отношений. А я на панике критично всё оцениваю, отшучиваюсь и, надеюсь, тоже что-то в них привношу.
«Мне стыдно показывать свою уязвимость»
У меня есть проблемы с романтической близостью. В этом стыдно признаваться, но если упрощать — я просто боюсь. Я боюсь близости, потому что это ассоциируется с болезненным опытом. И при малейшем подтверждении страхов у меня возникает сильная эмоциональная реакция, которая может довести до панической атаки. Потому что мозг улавливает что-то похожее и думает, что я нахожусь в реальной опасности.
Такое происходит только с близкими людьми или с теми, от которых я как-либо завишу. Например, чтобы попросить о помощи, мне надо набраться смелости. Закрыть глаза на все загоны о том, что я могу показаться слабой, ненужной, несостоятельной и что вообще во мне разочаруются. А если и нет, то я ещё больше привяжусь к человеку, разрешу себе расслабиться и стать мягкой, а потом мне причинят ещё большую боль. И если партнёр не поймёт, что это для меня сложный шаг и что мне непросто, неудачно пошутит или проигнорирует, может, даже не намеренно, последует реакция.
Игнор, пренебрежение, отсутствие поддержки воспринимается крайне эмоционально, напоминает о плохом и вызывает бурю, с которой очень сложно справиться. У меня начинает бешено колотиться сердце, подступает тошнота. Кажется, что сейчас все это заметят, и поэтому я начинаю судорожно пытаться скрыть это состояние.
Мне постоянно стыдно. Стыдно показывать свою уязвимость. Стыдно, что я обиделась или расстроилась. Стыдно, что не могу совладать с эмоциями.
На фоне этого сложно испытывать сочувствие к людям с тревожным типом привязанности. Мне кажется, человек меня обременяет, нападает на меня, на моё пространство и независимость.
Наши травмы противоречат друг другу. У Толи может случиться паническая атака, если он почувствует себя покинутым. Такое чувство может прийти, если я на какое-то время выпаду из онлайна неожиданно для него. Особенно если до этого было какое-то напряжение в переписке. Или если я планировала прийти домой в одиннадцать вечера, а забыла и пришла в час ночи не сказав. Он может проснуться посреди ночи, обнаружить, что он один, и уровень тревоги сильно возрастёт.
А у меня наоборот. В начале меня не триггерит ничего. Я чувствую себя уверенно и прекрасно, до последнего не ожидаю ничего от партнёра, не требую и не прошу. Но по мере того как мы сближаемся, я чувствую себя всё более уязвимо. И наверное, могу считать более ровное отношение партнёра как пренебрежение.
Мне сложно считывать социальные не проговорённые контракты. Допустим, я не понимаю, зачем прощаться 30 минут, когда и так всем понятно, что нужно расходиться. Можно просто сказать: «Я устала, все пока!» Я плохо понимаю намёки, мне удобнее говорить прямо. А в романтических отношениях часто какие-то вещи подразумеваются, но не проговариваются. Я плохо переношу оверстимуляцию светом, шумом, прикосновениями. Мне иногда хочется внезапно снять с себя всю одежду и даже украшения, потому что неприятно любое прикосновение к телу. И если партнёр этого не понимает, то может обижаться на «нетактильность» или резкую необходимость личного пространства.
Это тоже причина, по которой я смогла решиться только на неконвенциональные отношения, когда вы отбрасываете все установки (например, нужно познакомиться с родителями тогда-то, нужно вместе проводить отпуск, нужно говорить об этом). Потому что обычно я трачу очень много сил на то, чтобы понять, чего от меня хотят. Я думаю, отношения, свободные от стереотипов и непонятных мне социальных сценариев, позволяют мне снизить количество триггеров. Сохраняют мою свободу.
«Не хочется идентифицировать человека через расстройство и получать инструкцию по применению»
На расстоянии куда проще спрятаться, отдалиться, закрыться, когда тебе плохо. Эмоционально — это соблазнительная лазейка для моего мозга. Рационально — я ценю эти отношения и осознаю, что могу всё испортить. Поэтому я переживаю, что делать, если у меня ухудшится состояние. Я знаю, что, если случится депрессивный эпизод, мне станут безразличны желания Гульназ из прошлого. Я могу просто начать игнорировать и выпасть из общения, потому что не чувствую себя сильной, интересной и, главное, — не хочу даже пытаться быть такой. Это может запустить цикл реакций, о котором я рассказывала выше. Что я выберу в такой ситуации: понятный для меня сценарий — просто выйти из отношений без страха оказаться разочарованием или всё же довериться партнёру — я не знаю.
У меня есть аналогичное опасение по поводу Толи. За время нашего знакомства я не видела его в маниакальной или депрессивной стадии. Я не знаю, как ему помочь, и, если честно, боюсь не вывезти.
Не хочется идти читать статьи о том, как встречаться с человеком с расстройством, потому что вообще не хочется идентифицировать человека через это и получать инструкцию по применению.
Толя в какой-то момент спросил, есть ли какая-то специальная литература, которой я бы хотела с ним поделиться. Я поделилась тем, что мне показалось важным, чтобы он не мучился интерпретациями и лучше понимал, что происходит. Мне нравится такой подход: если партнёр открылся вам, можно спросить его, что стоит почитать, и просто расспросить, что переносится тяжело, а что помогает. Но из горизонтальной, а не спасательской позиции. Как будто вы говорите на одном языке, но на разных диалектах и иногда вам нужен переводчик.
Не обязательно читать книги или изучать всё про ментальные проблемы партнёра, можно просто разговаривать. Если человек уже поделился с вами, поговорите о том, что он чувствует в разных ситуациях, как он переживает те или иные ухудшения. Часть терапии — это комфортное и безопасное проговаривание. Поэтому, понемногу подтверждая доверие партнёра, получается перезаписывать нейронные связи, переобучать систему, чтобы привыкнуть к безопасности.
В случае с депрессией в идеале составить шторм-протокол — это список вещей, распорядок дня, который желательно соблюдать, когда тебе стало хуже. Почистить зубы, погулять с собакой, поесть, ответить на сообщения. Хорошо бы знать такой протокол партнёра с депрессивным расстройством — даже такие маленькие вещи могут помогать. Об этом лучше говорить, когда человек чувствует себя прекрасно и вообще не помнит о том, что такое депрессивный эпизод, потому что ловушка в том, что, если депрессивный эпизод наступит, он не будет помнить, что его радовало или от чего он чувствовал себя прекрасно.
Очень помогает возможность говорить всё честно и прямо и воспринимать поступки и слова партнёра из дефолтной установки: он не будет намеренно причинять вред и не хочет причинить боль.
Тогда можно попросить оставить тебя в одиночестве или не прикасаться к тебе какое-то время, потому что у тебя сенсорная перегрузка и тебе неприятна любая тактильность. Можно надеть шумоподавляющие наушники, и человек не обидится, потому что знает, что за этими поступками не стоит скрытой мотивации или пассивной агрессии. Это очень помогает, нормализует «странные» потребности и даёт ощущение безопасности.
Я понимаю, что поддерживать человека в депрессии очень тяжело. Иногда может быть важно просигналить, что вы переживаете за человека, если он стал меньше есть и спать, перестал заниматься привычной рутиной и всё меньше и меньше видится с людьми. Я просто составила для себя список тревожных звоночков, которые говорят о том, что я в зоне риска. Я чувствую ответственность перед близкими, коллегами, семьёй, поэтому даже если мне кажется, что всё ок, но при этом я рационально вижу знакомые признаки, то возвращаюсь в терапию и начинаю внимательнее следить за состоянием.
Самое сложное — быть в отношениях с человеком с ментальными проблемами, но который не проходит никакую терапию. Это очень тяжело. У меня нет правильного ответа на вопрос «что делать?». Наверное, стоит попробовать убедить человека в сеансе с психотерапевтом. Показать, что вы не считаете, что это блажь. Понимаете, что ему тяжело. Переживаете, что ваш партнёр не заботится о себе и преуменьшает свои переживания.
Мы с Толей планируем посетить сеанс парной терапии, чтобы обсудить те стороны наших проблем, которые могут влиять на состояние друг друга. То есть сугубо конкретный сеанс, где в безопасной атмосфере с профессионалом можно обсудить свои опасения и проговорить SOS-протокол.
