Экономист Эллисон Шрагер в книге «Заходит экономист в публичный дом» объясняет, чем опасен риск, и рассказывает, как его оценивать и управлять им в финансах и жизни. Мы публикуем отрывок из главы «Неправильное восприятие риска: никогда не думал, что меня поймают».
Мы все плохо понимаем вероятности
Возможно, вы и не задумывались о масштабной афере с ценными бумагами. Но вам точно случалось недооценивать вероятность, что риск окажется неоправданным. Может быть, это было долгосрочное планирование — например, переехать в Голливуд и стать кинозвездой, — или каждую неделю играть в лотерею. Наше представление о вероятности некоторого события — будь то получение «Оскара» или легкие деньги — определяет, как мы измеряем риск и принимаем решения. Если оценка ошибочна, как это часто бывает, даже самый вдумчивый анализ риска может дать сбой.
Так, после 11 сентября 2001 года многие боялись летать самолётом и предпочитали ездить на машине. Однако, по статистике, автотранспорт опаснее. Согласно одному исследованию, аварии, связанные с возросшей после 11 сентября боязнью летать самолётами, унесли 1600 жизней. Всем известно, что водить рискованнее, чем летать. Однако ужасная катастрофа, которую без конца показывали в новостях, изменила оценку риска.
Причина, по которой люди идут на повышенный риск, часто сводится к восприятию вероятности. Вот самые частые причины этого явления.
- Мы переоцениваем надёжность. В таких случаях просто не приходит в голову, что решение связано с каким-то риском. Покупая дом, мы исходим из того, что цены будут только расти. Люди переезжают в Голливуд, потому что искренне считают себя красивее или талантливее большинства.
<...> - Мы переоцениваем риск маловероятных событий и исходим из того, что отдалённое ужасное событие вероятнее, чем на самом деле. По этой причине многие боятся летать больше, чем водить, даже если знают, что в автокатастрофах люди погибают чаще. Разбиться на самолёте — страшная смерть, и именно поэтому мы присваиваем ей повышенную вероятность.
- Мы видим корреляции там, где их нет. Получив в покере несколько хороших раздач, вы можете подумать, что поймали волну. Значит, следующая раздача обязательно окажется хорошей. На самом деле каждая следующая раздача никак не связана с предыдущими.
Если говорить о преступности, единичная и тем более неоднократная удача создаёт иллюзию, что получится и в другой раз.
<...> - Мы присваиваем большой вес очень вероятным или маловероятным событиям. При этом мы не придаём почти никакого значения событиям между этими границами. Разница между вероятностью 0 и 50% кажется огромной, ведь она создаёт возможность. Разница между 100 и 95% тоже кажется значимой, потому что она подразумевает наличие или отсутствие риска. При этом разницу между 50 и 55% вероятности мы едва ли учитываем, когда принимаем решения. Чем ближе уверенность, тем больший вес мы приписываем вероятности. Однако математический прирост в 5% имеет равный вес в любых условиях.
Социологи опросили 1354 подростка 67, которых в течение пяти лет признали виновными в серьёзных правонарушениях суды по делам несовершеннолетних и суды для взрослых в округе Марикопа, штат Аризона, и в округе Филадельфия, штат Пенсильвания. Почти все подростки совершили тяжкие преступления.
Респондентов спрашивали, как они оценивают вероятность ареста за серьёзные преступления — в том числе драки, грабёж с применением огнестрельного оружия, нанесение ножевых ранений, проникновение в магазин или жилище, кража одежды из магазина, вандализм и угон автомобиля. Затем подростки рассказали, какие преступления они совершили. Если бы на решение нарушить закон влиял повышенный риск ареста, то увеличение шансов попасться на 1% снижало бы преступность также на 1%. Но люди устроены сложнее.
Результаты показали, что опрошенные подростки воспринимали риск нелинейно. Если вероятность попасться удваивается с 10 до 20%, преступление совершают с той же вероятностью. Однако, если вероятность повышается с 85 до 95% — на те же 10%, — это отпугивает многих малолетних преступников от рецидива.
Мы все периодически неправильно воспринимаем вероятности. Но это не значит, что обречены недооценивать и переоценивать риск. Представление о вероятности события зависит от того, как нам описывают риск. И здесь у нас больше власти, чем кажется.
Мышление в категориях вероятностей неестественно
Психолог Пол Словик полагал, что определение риска — это упражнение в силе. Мозг не всегда обрабатывает вероятности так, как нравится экономистам. По этой причине другие люди получают возможность искажать наше восприятие риска и менять наше поведение. Благодаря таким играм с восприятием можно индуцировать всевозможные виды поведения: побудить сделать покупку, заказать вредную еду, совершить преступление, смотреть определённые фильмы.
Рекламный слоган «Не сыграешь — не выиграешь» заставляет считать, что большой куш возможен (хотя объективно шансы крайне малы). Когда Google Maps сообщает, что до работы вы доберётесь за 20 минут, предполагается, что это точное время. На самом деле существует диапазон риска, о котором Google умалчивает. Netflix рекомендует неоднозначный артхаусный фильм, который должен вам понравиться только потому, что 60% зрителей с вашими демографическими характеристиками досмотрели его до конца.
Чтобы вы купили расширенную гарантию, продавец телевизора перечислит всевозможные проблемы, даже если они маловероятны. Эти тонкости общения могут менять восприятие фактического риска и ослеплять нас.
Форма сообщения о риске даже отбивает охоту совершать преступления. Многие годы считалось, что угроза длительного тюремного срока помогает бороться с преступностью. В конце концов, у неё серьёзные издержки. Мало кто захочет рисковать, чтобы надолго попасть за решётку. Долгие десятилетия миллионы американцев отправлялись в заключение из-за обязательных приговоров и сделок со следствием. Однако потом появились доказательства: на самом деле такие меры не слишком пугают преступников. Для человека, который решается нарушить закон, тюрьма — это не осмысленный и не очевидный риск. Даже знакомство с теми, кто уже отсидел, не повлияло на бывших заключённых, с которыми я беседовала. Они были убеждены, что им-то все сойдёт с рук.
Данные показывают, что эффективнее отпугивают преступников многочисленные наряды полиции на улицах. Можно себя уговаривать, что получится безнаказанно ограбить магазин с алкоголем, но, когда на углу стоит полицейский, в это сложнее поверить. Усиленное патрулирование делает риск реальнее и заставляет задуматься. Мысль о неизбежности наказания превращается почти в уверенность, даже если угроза пока неопределённая.
<...>
Важное замечание: нужен не просто любой полицейский контроль. Существуют тактики с разной эффективностью. Есть доказательства, что надзор по принципу «разбитого окна» (аресты за мелкие правонарушения) и «останови и обыщи» (задержание граждан для поиска оружия) реально предотвращает преступления, однако такие подходы вызывают этические вопросы. При этом исследования показывают: если полиция патрулирует криминальные и опасные районы, преступность там ощутимо падает (а это и требуется). Общественный надзор, когда полицейским на улицах помогают местные жители, тоже эффективен.
Но дело не только в тонких — и не очень тонких — намёках. Однозначная информация о вероятности может ввести в заблуждение. В 1995 году Британский комитет по безопасности лекарственных средств опубликовал предупреждение, что оральные контрацептивы третьего поколения удваивают риск появления тромбов, то есть увеличивают его на 100%. Женщин эти цифры напугали. Казалось, у всех, кто принимает такие препараты, появятся тромбы. Многие бросили пить противозачаточные таблетки, и нежелательных беременностей стало больше. В Англии и Уэльсе в 1996 году число абортов выросло на 13 тыс.
Однако цифра «100%» воспринималась неправильно. На самом деле исследование показало: после приёма таблеток второго поколения тромбоз развивается у одной из 7 тыс. женщин. А у тех, кто пил препараты третьего поколения, тромбоз возникал в двух случаях из 7 тыс.
Как овладеть ситуацией
Точное измерение вероятностей — довольно позднее изобретение. Люди научились количественно определять риск лишь несколько сотен лет назад. Неудивительно, что обычно наш мозг не высчитывает риск так же, как финансовые экономисты: для него это просто неестественно.
Способность прикинуть вероятность события зависит от того, как нам описали риск. Однако чем лучше мы осознаём ситуацию, тем сложнее нам что-то внушить. Психолог Герд Гигеренцер изучает восприятие риска и утверждает, что не все люди понимают вероятности. Однако это не значит, что они не могут мыслить в этих категориях и понимать риск. Исследования Гигеренцера показывают: частота события — сколько раз оно произошло — находит лучший отклик, чем его вероятность. Это больше соответствует мышлению и помогает чётче осознать риск.
Вернёмся к примеру с контролем рождаемости в Великобритании. Рост на 100% звучит почти как гарантированная вероятность. Но если представить данные в виде частоты наступления события — один из 7 тыс. или два случая из 7 тыс., — истинный риск станет очевиднее. Гигеренцер убедился: когда людям показывают частоту, а не вероятности, они более склонны принимать разумные, рациональные решения. Кроме того, его исследования демонстрируют, что частота лучше запоминается.
Гигеренцер убеждён, что грамотности в области риска и вероятностей нужно учить, как учат читать и считать. От рождения читать мы не умеем — этому нас обучают, потому что в современном мире без чтения не обойтись.
Исследования учёного показывают: люди способны понять риск, но в ходе эволюции мозг оценивал его в другой среде, поэтому частота нам понятнее, чем вероятность.
Сейчас среда меняется, и статистическая грамотность становится такой же важной, как и умение читать.
Мышление в категориях вероятностей не появляется само по себе, зато скрытая способность к оценке риска наделяет нас небывалой силой. Технологии могут изменить подходы к его измерению и восприятию и позволят оценивать вероятности точнее, чем когда-либо. Компании сейчас собирают данные обо всех наших действиях: какие фильмы мы смотрим, что покупаем, куда ходим. Эти же данные можно использовать для оценки вероятностей при выборе решения. Вскоре у нас будет самая точная из возможных сегодня оценка вероятностей. Эффект технологий может оказаться не меньшим, чем когда Ферма и Паскаль впервые начали измерять риски.
Но какой прок от всех этих оценок вероятностей, если мы воспринимаем их искажённо? Хуже того, чувствительность людей даёт власть технологическим компаниям: они могут представлять риск так, чтобы влиять на решения и играть на страхах. Способность лучше оценивать вероятности можно использовать и для просвещения, и для того, чтобы подтолкнуть людей к лишним тратам.
Даже если в ближайшем будущем нас не начнут учить оценивать риски, уже сейчас можно тренироваться самостоятельно и осмыслять предлагаемые нам данные. Чтобы вычислить вероятность предстоящего события, подумайте о ней в категориях частоты. Вероятность дождя в 30%, возможно, ни о чём вам не скажет. Дождь будет лить 30% дня? Или шансы 30%, что в какой-то момент он пойдёт? Но эти данные можно представить иначе. В 30 днях из 100 с такими же условиями, как сегодня, в какой-то момент шёл дождь. Или знакомый знакомого выиграл в лотерею, и вам кажется, что это повышает ваши шансы на успех. Но вспомните обо всех, кого знаете (включая и себя), кто играет каждую неделю и не получает ничего.
Вызовы современного мира требуют навыков, с которыми мы не родились. В управляемом информацией обществе мы способны оценить вероятность, что фильм нам понравится, работа подойдёт, а преступление приведёт в тюрьму. Большинству из нас никто не объяснял, как толковать эти вероятности. Но научиться их оценивать можно, если опираться на частоту событий.