Селфхарм — это намеренное причинение вреда себе: порезы, удары, прижигание кожи и другие формы самоистязания. Люди, которые прибегают к селфхарму, часто чувствуют подавленность и одиночество, испытывают вину и наказывают себя за что-то. Три девушки честно рассказали, зачем взяли в руки нож и бритву, какой помощи им не хватало и что на самом деле ощущает человек, который решился причинить себе боль.
В статье описаны самоповреждения героинь, эпизоды РПП и мысли о самоубийстве. Если вам тяжело об этом читать, посмотрите другие наши материалы — например о том, как справиться с тревогой.
Что такое селфхарм
Селфхарм — это намеренное причинение вреда себе. Оно может выражаться по-разному: кто-то режет свою кожу или прижигает её, кто-то выдёргивает волосы или бьёт себя. Отказ от еды, употребление алкоголя или наркотиков тоже могут считаться селфхармом, если человек хочет тем самым причинить себе вред.
Согласно исследованиям, с желанием намеренно наносить себе повреждения сталкиваются 10% молодых людей. Исследователи Университета Британской Колумбии считает, что селфхарм является симптомом ментальных расстройств, например депрессивного, тревожного и пограничного.
Когда люди причиняют себе боль, они не всегда планируют свести счёты с жизнью. Но при этом от 40 до 60% самоубийств предваряются самоповреждениями, согласно исследованиям из Оксфорда.
«Хочется сжаться комочком, чтобы всё прекратилось. Поэтому я беру нож»
О селфхарме я узнала благодаря подруге. В 15 лет у неё развилось расстройство пищевого поведения, ухудшились отношения с родителями, случилась неразделённая любовь. Чтобы справиться с негативными эмоциями, она начала себя резать. Подруга рассказывала обо всём и скидывала мне фото порезов. По её словам, после селфхарма становилось легче. Я злилась, что она причиняет себе боль, просила её перестать резать себя и обратиться к врачу, но всё было безуспешно.
Через год сложный период начался у меня. Прибавилось нагрузки в школе, я ходила в музыкалку, занималась в экологическом центре и старалась преуспеть везде. Но на фоне стресса я сильно простудилась и целый месяц пролежала дома.
Когда я вернулась в школу, то поняла, как сложно нагнать упущенный материал. Чтобы успеть, приходилось много заниматься. Я уставала и часто плакала. Тогда же у меня ухудшились отношения с матерью. Она не понимала, что со мной происходит, почему я стала хуже учиться, и мы много ругались.
Однажды я сидела на уроке и размышляла о ссорах с мамой, о своей успеваемости. В тот момент я ощутила безграничную вину за то, что всё делаю неправильно.
На парте лежали ножницы, и я решила, что раз моей подруге это помогало, то поможет и мне. Я взяла их в руки и начала водить по коже. Сильной боли и следов не было, но мне стало легче: физические ощущения заглушили то, что кипело внутри.
С тех пор я стала время от времени причинять себе боль. Когда я ссорилась с одноклассниками или близкими и чувствовала себя плохо, а рассказать было некому, я просто шла и резалась.
В выпускном классе я начала готовиться к выпускным экзаменам и стала встречаться с парнем. Я постоянно решала тесты в школе и дома, нервничала из-за поступления, а ещё надо было как-то строить отношения и работать над своими комплексами — их у меня много. Мама делала мне замечания по поводу того, как я выгляжу. Папа указывал на мой якобы лишний вес. Брат шутил, что я толстая и страшная. Я ненавидела свой рост, своё тело и внешность. Казалось, что все вокруг красивее и худее меня.
Одна из одноклассниц сидела на диете, и её соседка по парте как-то сказала ей: «Тебе не нужно худеть, а вот Яне стоит об этом подумать». Меня это очень задело, и тогда я решила перестать есть.
Со временем у меня развилась анорексия. Я чувствовала вину перед близкими за то, что не ем, но и есть при этом не могла. От ужасных чувств я избавлялась с помощью ножей. Бывало, сидела на кухне после обеда и резалась, чтобы наказать себя за слишком плотный приём пищи. Ножи могли быть грязными. Я давила на кожу, пока не появлялась кровь. Так я успокаивалась: до пореза я чувствовала, что в груди что-то давит, а после — полное спокойствие. Я знаю, многие девушки, столкнувшиеся с анорексией, прибегают к селфхарму. Например, когда они режут бёдра, то представляют, что срезают тот жир, который кажется лишним. У меня были похожие мысли. Через какое-то время отказываться от еды стало сложно, и я начала вызывать рвоту, чтобы избавиться от съеденного.
Когда я окончила школу, то уехала учиться в другой город. Я всё ещё продолжала себя резать и один раз перестаралась — поранила руку так сильно, что пришлось перебинтовывать её, чтобы остановить кровь. В тот момент я поняла, что селфхарм угрожает моей жизни, и решила пойти к врачу.
В колледже работал бесплатный психолог, и я решила обратиться к нему. Он объяснил, что мне нужно проработать чувство вины — оно провоцирует самоповреждения. Так, я вспоминала свои поступки или слова в прошлом и начинала чувствовать сильный стыд. Любая оплошность, любое не вовремя сказанное слово вызывали новые приступы вины. Я чувствовала стыд даже за свой характер и увлечения.
На летние каникулы я вернулась домой. Замечания от родственников по поводу веса продолжились. Булимия прогрессировала. Я начала пить слабительные, просидела на них полгода и сбросила 15 килограммов. Из-за этого у меня ухудшилось состояние зубов, теперь они часто болят.
Как-то раз у меня состоялся разговор с одной из моих подруг. Я не хотела делиться с ней своими проблемами, но она заметила порез, и я призналась. Подруга внимательно выслушала меня, поддержала и объяснила, что на самом деле мои чувства важны и что мне не стоит их скрывать.
Я поняла, что ей не всё равно, что у меня есть человек, который может мне помочь, и у меня появился стимул бросить самоповреждения. Я выкинула все лезвия, и на какое-то время это помогло. Когда я хотела причинить себе боль, то рядом просто не было инструментов.
Но когда приступы заставали меня на учёбе, я снова давила на кожу ручкой. Дома била кулаками в подушку, но это не помогало. В итоге я не удержалась и вернулась к селфхарму.
Моим самоповреждениям всегда предшествует эмоциональная волна негатива. Хочется сжаться комочком, чтобы всё прекратилось. Поэтому я беру нож. После самоповреждений я ничего не чувствую, только полное расслабление. Часто после селфхарма я засыпаю. Я понимаю, что поступаю неправильно, но не могу остановиться.
Мне повезло, что сейчас мой круг общения изменился. Меня окружают поддерживающие люди, которые не высмеивают внешность и интересы. Они знают, что у меня есть порезы. Кто-то не понимает этого, но многие относятся с сочувствием. И это помогает — я ощущаю себя лучше и реже испытываю вину. Но селфхарм полностью не ушёл из моей жизни. Периодически накрывает, и я могу поранить себя. Не пропали полностью и симптомы РПП. Я не могу прикоснуться к пище, если мой собеседник первым не возьмёт в руку вилку, иначе мне кажется, что я ем слишком много.
Я думаю, чтобы помочь близкому человеку с селфхармом, не нужно давить на него, высмеивать или обесценивать его проблему. Самоповреждения похожи на зависимость, на это подсаживаешься. Человеку не нужны поучительные нотации, он и так понимает, что делает. А вот самого простого — поддержки или объятий — порой очень не хватает.
«Я боюсь, что все узнают о моих шрамах»
Я всегда была нервным человеком. Когда переживала, рвала бумагу, стачивала карандаши до основания канцелярским ножом. Затем начала выдёргивать у себя волосы: сначала брови и ресницы, потом волосы на голове.
Летние каникулы перед десятым классом я провела со своей подругой-ровесницей и её парнем. Он был старше меня на десять лет, занимался музыкой. Ещё у него была алкогольная зависимость — парень подруги даже стоял на учёте у нарколога. При этом общаться с ним было интересно: мы обсуждали искусство, политику и философию.
Казалось, что никто до этого не понимал меня так, как он. Он смотрел все фильмы, которые были интересны мне, читал те же книги, что и я. У меня не было точек соприкосновения с одноклассниками, и я была рада, что нашёлся человек, который разделяет мои интересы.
При этом наше общение часто было угнетающим. Мы пили вместе и обсуждали довольно болезненные темы. А ещё рядом всегда была подруга, которая занималась самоповреждениями и даже несколько раз пыталась покончить с собой. Я смотрела на неё и думала, что никогда так не поступлю.
Когда я вернулась в школу, меня снова окружили ровесники, которых я считала глупее себя. В тот же период началась подготовка к ЕГЭ. Тогда же у меня появилось постоянное чувство вины: казалось, что родители платят большие деньги за курсы, а я прилагаю мало усилий.
И моё окружение, и подготовка к экзаменам давили так сильно, что тогда я впервые порезала себя. Всё произошло быстро: я просто захотела перебить внутреннюю боль физической и сделала это. Казалось, что я всё это заслужила: я будто получала то, что должна была получить.
Поначалу, чтобы успокоиться, мне хватало одного пореза. Позже количество порезов зараз возросло до шести. Это было похоже на никотиновую зависимость, когда люди начинают курить всё больше и чаще.
Однажды один из моих порезов заметила мама. Она сказала, что если ещё раз увидит шрамы на моём теле, то побьёт так больно, что я забуду о желании резать себя.
С тех пор в моей жизни были попытки прекратить селфхарм, но небольшие. Так, когда я поняла, что общение с подругой и её парнем пагубно на меня влияет, то прекратила с ними видеться. Думала обратиться к психологу, но я живу в небольшом посёлке, и хороших врачей тут нет. Да и искать кого-то страшно: я боюсь, что все узнают о моих шрамах или же врач отправит меня в психиатрическую больницу.
«Я решила причинить себе боль, чтобы испытать хотя бы что-то»
Когда мне было 15 лет, я рассталась с парнем. Это были первые отношения: я любила его, мне казалось, что с этим человеком мы будем вместе до конца жизни. Мы встречались полгода, и на сегодня это мои самые долгие романтические отношения. Но внезапно парень бросил меня, сказав, что теперь будет встречаться с другой.
Полтора месяца я ходила в полном ступоре, ни о чём не могла думать, мир был словно в расфокусе. Я ничего не чувствовала, даже грусти или разочарования. Всё вокруг было серым. Тогда я решила причинить себе боль, чтобы испытать хотя бы что-то. Я нашла безопасную бритву, определила место, которое легко спрятать под одеждой, и сделала лёгкий порез.
Боль от него ошеломила. Произошла эмоциональная встряска, которая показала, что я всё ещё живу и могу что-то чувствовать. Я решила, что селфхарм — это хорошо, раз он помогает мне испытывать эмоции.
Спустя время я стала прибегать к самоповреждениям во время приступов ненависти к себе. Я наказывала себя, когда плохо справлялась с учёбой, когда ссорилась с близкими и чувствовала себя виноватой, когда мне не удавалось найти общий язык с людьми.
Казалось, что порезы — единственное, чего я заслуживаю. Тогда у меня почти не было друзей, и в школе, и на дополнительных занятиях я чувствовала себя изгоем, хотя меня даже не буллили, а скорее просто избегали. Мне казалось, что я делаю что-то не так, но не понимала, что именно. Я пыталась вести себя как и другие подростки, но друзей больше не становилось.
Мне было плохо постоянно: не помню момента, когда чувствовала себя хотя бы просто нормально. Я пошла к врачу в психоневрологический диспансер, мне поставили рекуррентную депрессию (психическое расстройство, при котором депрессивные эпизоды длятся не больше двух недель, но часто повторяются. — примечание редакции), выписали таблетки и сказали прийти через месяц.
На некоторое время от приёма лекарств мне стало лучше, но потом состояние ухудшилось. Я пришла в ПНД снова. В диспансере принимал уже другой врач, который выписал новые лекарства. Я пила их две недели, но становилось только хуже.
Ситуация обострилась, когда в один из дней я пришла в школу на урок истории. Учительница, которая вела предмет, меня недолюбливала. Если над остальными подростками она могла по-доброму пошутить, то про меня говорила откровенные гадости. Тогда я немного опоздала, и она сказала, что из-за непунктуальности меня будут гнать отовсюду.
Её слова стали триггером. Я снова почувствовала себя лишней, человеком, которого нигде и никто не ждёт. Мне стало отчаянно грустно, и я решила исчезнуть, чтобы больше никогда не чувствовать эту боль. В тот день я предприняла попытку самоубийства, — но об этом узнали подруги и буквально спасли мне жизнь.
Нужно сказать, что хотя и прошло какое-то время, я всё ещё не отошла от расставания с парнем. Периодически я заходила на страницу к его девушке, с которой он встречался до меня. Она публиковала у себя посты из паблика «Типичная анорексичка». Я смотрела на них и однажды почему-то решила, что если не буду есть, то и моя грусть пропадёт. А вдруг, если я похудею, бывший парень решит, что я классная, и вернётся ко мне? Так у меня начала развиваться анорексия.
Постепенно я сбрасывала килограммы. Сидела на жёстких диетах, когда за день можно есть только один вид продукта. В какой-то момент я поняла, что увлеклась слишком сильно. Если я не могла сдержаться и срывалась, то наказывала себя за это порезами.
На тот момент я уже училась на втором курсе университета. Тоска накатывала волнами. За месяц я исполосовала всю ногу от бедра до щиколотки, нанося по несколько порезов в день.
Какое-то время я просто лежала дома на кровати и почти никуда не вставала. Делать ничего не хотелось. Рядом со мной была близкая подруга. Она переживала за меня, просила сходить к врачу. И я послушалась.
Врач отправил меня на госпитализацию. В клинике я лежала две недели, пила таблетки и много отдыхала. Мне было очень спокойно, дни проходили размеренно. В отделении со мной лежали две девочки с анорексией. Одна из них была худее меня, и казалось, что она очень красивая. Тогда я снова вспомнила, как хорошо было ничего не есть — просто пьёшь таблетки и забываешь про голод. В итоге, когда я выписалась, то опять начала сидеть на диете — ела только жидкие супы из пакетов.
В какой-то момент я опять начала себя резать. Самоповреждения прогрессировали. Я начала прижигать кожу окурками от сигарет, потому что обычных порезов было недостаточно. В моменты, когда хотелось себя поранить, но не получалось, испытывала настоящую ломку. Однажды я ползала по комнате в поиске бритвы. Тогда мне стало страшно: я поняла, что это зависимость.
Эта мысль засела в моей голове. На тот момент на моём теле почти не осталось мест без шрамов. Я стала размышлять о том, почему так с собой поступаю, почему испытываю ненависть к себе. И решила остановиться.
Бороться с селфхармом сложно. Иногда я опять начинаю плохо питаться, но меня окружают друзья, которые поддерживают и заставляют есть. Труднее всего было с порезами: мне приходилось уговаривать себя как маленького ребёнка, чтобы не брать лезвие в руки. Постепенно я прорабатывала чувство самоненависти и с каждым днём училась любить себя немного больше.
Сложнее всего было расстаться с бритвами. Я выбросила все, кроме одной. Меня всё ещё пугает мысль, что в трудный момент рядом может не оказаться лезвия.
Сейчас я не режу себя уже два года. Вспоминая свой опыт, я думаю, что люди подсаживаются на селфхарм, потому что он помогает справиться с эмоциями. Тебе не нужно решать свои проблемы, ты режешь себя, и всё проходит. Остаётся только физическая боль.
Мне помогло чтение материалов про селфхарм и разные группы поддержки. Ещё завела собаку, и когда мне было одиноко, играла с ней. Постепенно я начала понимать, что если тебе грустно, можно поплакать или сделать для себя что-то приятное. Постепенно моя самооценка стала расти, а резаться, когда ты себя любишь, уже не хочется.
❤️ Если нужна помощь
8 ресурсов, на которых можно получить бесплатную психологическую помощь
Обложка: Анна Гуридова