От туберкулёза до сих пор умирает больше миллиона человек в год. В разные времена его называли «кладбищенским кашлем», «белой смертью», чахоткой и «белой чумой». Но в какой-то момент на туберкулёз стали чуть ли не молиться, а больных им женщин провозгласили идеалом возвышенности и красоты.
Рука короля и волшебные монеты: чем лечили туберкулёз
Туберкулёз — инфекционное заболевание, которое чаще всего поражает лёгкие. Среди симптомов — кашель с кровью, боль в груди, лихорадка и потеря веса. Считается, что бактерии, которые вызывают туберкулёз (Mycobacterium), появились ещё 150 миллионов лет назад. Чем-то похожим могли заразиться предки первых людей в Восточной Африке. Учёные также нашли древнеегипетские мумии с деформированными как при туберкулёзе скелетами. Похожие аномалии изображали египетские художники на фресках, а вот в папирусах о нём не писали.
Первые письменные упоминания туберкулёза появились около 3000 лет назад в Индии и Китае. Про туберкулёз писал и древнегреческий врач Гиппократ, живший в V веке до нашей эры. В своих трудах он назвал эту болезнь «фтизиатрией» и отметил, что она особенно опасна для молодых людей. В 174 году нашей эры туберкулёзом переболел римский император Марк Аврелий. У него была лихорадка с кровавым кашлем. Врач императора посоветовал ему лечиться свежим воздухом, молоком и морскими путешествиями.
Ещё более оригинальный метод лечения придумали в Средневековье уже после распада Римской империи. Средневековые врачи верили, что одну из форм туберкулёза — золотуху — можно вылечить прикосновением короля. Из-за этого болезнь даже прозвали «королевским злом». Одним из первых бороться с ней стал англосаксонский король Эдуард Исповедник в XI веке. Он устраивал торжественные церемонии, где «исцелял» подданных наложением рук. От ритуала выигрывали все: король подчёркивал свою сакральную власть, «простые смертные» получали возможность встретиться с монархом. Кстати, с XV по XVII век просителям ещё и вручали чеканную золотую монету. Её носили на шее как талисман и тоже считали целебной — всё-таки сам король прикасался.
Традиция «королевского лечения» туберкулёза прижилась и у английских, и у французских монархов, её практиковали веками. В Англии ей положили конец только к XVIII веку. Но до адекватного отношения к туберкулёзу и его лечению было ещё далеко.
Горящая изба / Midjourney
«Харкать кровью — хороший тон»: как туберкулёз стали воспевать
Всплеск туберкулёза пришёлся на XIX век. В это время Западную Европу накрыла индустриальная революция. Города множились как грибы, людей в них было слишком много, а еды и чистой воды на всех не хватало. А где антисанитария, там и инфекции. Очень быстро туберкулёз превратился в главную причину смерти европейцев. На рубеже веков в Лондоне от него умирал каждый десятый горожанин. Откуда туберкулёз берётся, врачи при этом точно не знали. Они предполагали, что всё дело в наследственности и «дефектах строения». В Новой Англии вообще верили, что умершие от туберкулёза возвращаются в виде вампиров, чтобы заразить своих родственников.
Туберкулёз прозвали «белой чумой». Она выкашивала и бедняков, и цвет нации — знаменитых художников, музыкантов и писателей. В этом списке сёстры Бронте, английский поэт Джон Китс и русский критик Виссарион Белинский. Удивительно, но в это же время туберкулёз перестал быть просто болезнью. Его считали чем-то вроде трагического дара, который побуждает творить. Или своеобразного искупления — например, заболевшая секс-работница «платила» за свои грехи страданиями и смертью. Это возвышало её в глазах общества. Как писал французский классик Александр Дюма: «В 1823–1824 годы было модно страдать лёгкими. Все были чахоточными, особенно поэты. Хорошим тоном считалось харкать кровью после каждой мало-мальски ощутимой эмоции и умирать, не дожив до 30 лет».
Восхищение туберкулёзом возникло не на пустом месте. В конце XVIII и первой половине XIX века в европейском искусстве царил романтизм. Это художественное направление ставило во главу угла эмоции и индивидуальность. Его герои — страдающие, мятежные, одинокие и возвышенные. Туберкулёзных больных видели как раз такими. Астеничные, с лихорадочным румянцем, блестящими глазами и бледной кожей, они были словно из другого мира.
Сам туберкулёз тоже считали эстетичным. Он был не похож на другие привычные недуги — оспу и сифилис, которые уродовали сыпью и провалившимся носом. Туберкулёз поначалу затаивался внутри и давал о себе знать уже ближе к последним дням. В большинстве случаев диагноз означал смертный приговор, но у больного было время закончить земные дела. Смерть от туберкулёза при этом считали лёгкой, «красивой» и безболезненной — идеальной для христианина. Многие о такой буквально мечтали. Туберкулёз описывали в стихах и романах, изображали на картинах, о нём даже пели в опере.
«Прекрасная леди Мэри! — как она могла умереть? — и от чахотки! Но я молился о том, чтобы пойти по этому пути. Я бы хотел, чтобы все, кого я люблю, умерли от этой лёгкой болезни. Как славно! Уйти в расцвете молодости, когда в сердце кипит страсть, а воображение пылает огнём».
Рассказ «Метценгерштейн»
По слухам, мечтал умереть от чахотки и мрачный английский романтик Джордж Байрон. Он думал, что такая трагическая кончина точно впечатлит дам, и тогда они скажут: «Посмотрите на бедного Байрона — как интересно он выглядит при смерти».
Такие романтические представления о туберкулёзе, конечно, не отражали действительность. Людей, которые сталкивались с болезнью, часто ждал шок. В чахотке не было ничего поэтичного: опухшие суставы, судорожные вздохи, мучительный кашель и синие ногти. Об этих подробностях писатели упоминали редко. И туберкулёз оставался литературным мифом — красивой болезнью молодых гениев.
Как «чахоточная дева» стала стандартом женской красоты
Всеобщее помешательство на туберкулёзе не обошло стороной женщин. Общество считало, что именно туберкулёз помогает им оставаться красивыми (а быть красивыми надо было даже при смерти). Хорошее здоровье было чем-то приземлённым, чахотка — возвышенным и артистичным. Кто-то даже связывал её с женской сексуальностью.
Женщины старались соответствовать идеалу. Они стремились казаться хрупкими, бледными, слабыми, с раскрасневшимися щеками и блестящими глазами. Чтобы добиться такого вида, многие прибегали к хитростям. Например, старательно пудрили лицо мышьяком. Менее экстремальный рецепт включал в себя дёготь и оливковое масло. Для заветной туберкулёзной бледности смесь нужно было втирать в лицо перед сном. Такой «уходовой» косметике отдавали предпочтение многие. С декоративной важно было не переборщить: очевидно накрашенных женщин в то время считали «аморальными».
Горящая изба / Midjourney
Тонкую фигуру женщины подчёркивали нарядами — в викторианскую эпоху в моде были утягивающие талию корсеты, пышные юбки и платья с открытой спиной. Крой последних подразумевал открытые торчащие ключицы и лопатки. Подчёркнутые худоба и сутулость были той самой параллелью с чахоточными больными, которая лишний раз напоминала о болезни окружающим.
Образ хрупкой «чахоточной девы» идеально наложился на викторианские представления о женщине и её месте в обществе. В Англии XIX века царил культ «ангела в доме» — хрупкого и беспомощного существа, которое полностью зависело от мужчины. Одновременно с этим врачи в один голос утверждали, что женский организм очень хрупкий, болезненный и не может вынести даже езду на велосипеде.
Готовить к роли «ангела в доме» начинали с самого детства. Девочек отдавали в школы, где они целыми днями сидели в классе и совсем не играли на свежем воздухе. В свободное время они или вышивали, или рисовали дома, что тоже не особо укрепляло организм. Подросших девушек стискивали тугими корсетами. Они мешали нормально дышать и двигаться, зато добавляли той самой модной «хрупкости», которой восхищались современники.
Неудивительно, что женщины действительно часто болели чахоткой. Сам образ жизни добропорядочной девушки располагал к этому. Тех больных, которые выносили тяготы «с достоинством», считали примером благочестия. Английская писательница Кэролайн Лики вспоминала, что у её умиравшей от туберкулёза сестры буквально было «лицо ангела» (хотя в последние дни её «искушал дьявол»). От религиозных сравнений женщинам было не скрыться ни в собственном доме, ни на смертном одре. Они как будто жили в замкнутом круге, где чем больше терпишь и страдаешь, тем возвышеннее становишься.
Одной из самых известных туберкулёзниц XIX века была французская куртизанка Мари Дюплесси. Некоторые исследователи считают, что во многом именно благодаря ей туберкулёзом вообще стали восхищаться. На портретах её изображали неземной красавицей с белоснежной кожей, огромными глазами и смоляными волосами. Дюплеси умерла от туберкулёза в 23 года, и даже при смерти она была прекрасна. По крайней мере, такой её запечатлел английский художник Генри Линтон.
На его гравюре нет ни крови, ни гримасы боли — девушка спокойно лежит, как будто даже с гордым выражением лица. Кстати, именно она стала прототипом Маргариты Готье — героини романа Александра Дюма «Дама с камелиями». Маргарита — тоже красивая куртизанка — умирает от туберкулёза. Но в то же время она живёт свою лучшую жизнь, принимает гостей и ложится спать под утро. И даже успевает завести любовника. Смерть Маргариты автор тоже романтизировал. Она лежала неподвижно и «была готова вознестись на небо, если Бог видел испытания её жизни и святость её смерти».
И туберкулёз, и женскую смерть от него в искусстве изображали по-разному. Если тот же Дюма всё-таки упоминал о предсмертной агонии Маргариты, на некоторых картинах женщины умирали в полном умиротворении. Пример — работа английского художника и фотографа Генри Пича Робинсона «Угасание». Для XIX века она была новаторской: Робинсон соединил пять разных негативов, чтобы получить изображение умирающей молодой женщины в кругу близких. На её лице не видно мучений, она кажется спокойной. Похожая сцена была и в романе Гюго «Отверженные». Его героиня Фантина всю жизнь страдала от голода, нищеты и людской жестокости. Смерть от туберкулёза для неё стала избавлением от мучений: на её губах показалась блаженная улыбка, а лицо «озарило непостижимое сияние». Смерть стала «переходом к вечному свету».
Конец «чахоточной моды»: как туберкулёз перестали романтизировать и стали лечить
В 1882 году случилось то, чего никто не ждал. Немецкий микробиолог Роберт Кох обнаружил причину туберкулёза — вид микобактерий, которые получили название «палочка Коха». Он представил своё открытие на заседании Берлинского физиологического общества, и очень скоро оно потрясло весь мир. Врачи поняли, что туберкулёз — инфекционное заболевание, а не метка гения или роковой дар судьбы. С него слетел романтичный флёр, которым его так старательно окружали. Из загадочного недуга туберкулёз превратился в общественную проблему.
В последующие десятилетия учёные искали разные способы победить болезнь. Так появились туберкулиновые пробы Паркета и Манту и вакцина Альбера Кальметта и Камиля Герена (БЦЖ). Массово вакцинировать от туберкулёза начали только в 1920‑е годы — и то поначалу не во всех странах. Прошло ещё 20 лет, прежде чем туберкулёз стали лечить первыми антибиотиками. Одновременно с этим врачи рассказывали пациентами о болезни и отправляли их в туберкулёзные санатории. Там лечение сводилось к прогулкам на свежем воздухе и хорошему питанию. А ещё врачи практиковали хирургические операции вроде торакопластики (удаляли части ребёр, чтобы уменьшить объём грудной клетки).
Сегодня туберкулёз можно не только вылечить, но и предотвратить. Есть специальные лекарства, которые не дают инфекции развиться в активное заболевание. Плюс каждый может заранее провериться на туберкулёз — например, если человек в группе риска из-за диабета, рака или ВИЧ.
Сама болезнь при этом никуда не исчезла. Хотя теперь едва ли кто-то мечтает умереть в 25 лет, захлебнувшись собственной кровью. Романтизация туберкулёза осталась в прошлом, если не считать пары редких примеров из тиктока, где про «туберкулёзный макияж» вдруг вспомнили после премьеры хоррора «Носферату». Но восхищаться болезненным видом в целом общество не перестало. Тренд на оземпиковую худобу, кажется, не так уж сильно отличается от тренда на чахоточную.
Станьте первым, кто оставит комментарий