Доула, сопровождающая женщину во время родов, помогает ей в появлении на свет нового человека. У доулы смерти обратная задача — помочь человеку подготовиться к собственному уходу из жизни, уходу близкого и прожить утрату. Поговорили с доулой и ведущей телеграм-канала «Молескин смерти» Маргаритой Левиной о том, каково это — быть так близко к чужому горю, и о том, как на скорбь влияют гендер и культурные стереотипы.
Правильно ли я понимаю, что доула смерти — человек, который занимается именно эмоциональной поддержкой умирающего и его близких?
Совершенно верно. Доула — ни в коем случае не сиделка, не медсестра, и тем более не врач-психиатр. Она не «чинит» человека, у неё нет задачи его вылечить, прийти к какому-то определённому результату. Её цель — помочь пройти тяжёлый период, будь то умирание или горевание, наиболее лёгким, переносимым способом. Быть с человеком в этот момент: не торопить, не замедлять его. Потому что горевание проходит у всех в своём темпе.
Но доула, конечно, не забирает задачи у других помогающих специалистов: у неё отдельная ниша. У доулы нет роли наставника, её отношения с клиентом всегда «на равных», в отличие от врача, который обладает авторитетом и иногда «сверху» смотрит на пациента. С доулой вы всегда на одном уровне — хотя она и обладает более глубокими знаниями и умениями в определённых областях. Это компаньонка, с которой вы вместе исследуете умирание и горе. Она может предлагать разные пути, спрашивать, хочет ли человек в данный момент погрузиться в ту или иную тему, и внимательно слушает. Доула идёт не впереди человека, а вместе с ним. Мне нравится метафора о том, что доула — это фонарь, с которым ты идёшь по тёмному лесу. И этот фонарь помогает осветить именно твою тропинку.
Как ты решила стать доулой?
По первому образованию я филолог — переводчик с французского и английского. Поработав несколько лет в этой сфере, я поняла, что хочу реализоваться как-то по-другому. Получила ещё одно образование — режиссёра документального кино. И снимать всегда хотелось на тему смерти — мне с детства нравилось читать и смотреть об этом. Смерть меня не пугала, мне было любопытно больше исследовать эту неизбежную вещь.
В 2018 году я прочла одну англоязычную статью и оттуда узнала о профессии доулы смерти. Подумала, что когда-нибудь хотела бы этим заняться, и отложила эту мысль. А в начале прошлого года всерьёз вернулась к идее доульства. Из блога Саши Уикенден, соосновательницы первого русскоязычного комьюнити доул смерти Death Foundation, я узнала о первом наборе на обучение. На курсе оставалось одно свободное место, и я поняла: оно дожидалось меня. Так я погрузилась в профессию.
Расскажи, как проходила учёба. Какие знания нужны, чтобы стать доулой?
Это было онлайн-обучение. На потоке собрались люди, живущие в разных странах, с разным бэкграундом и разных возрастов — от двадцати до шестидесяти-шестидесяти пяти лет. Мы встречались каждую неделю. Была теоретическая часть — списки литературы и фильмов по умиранию и психологии горя. Но основной фокус был на практике. Друг с другом мы отрабатывали различные доульские инструменты, писали сценарии своего умирания — то есть проходили через всё, что мы можем предложить своим клиентам. Много общались, делились чувствами, которые испытываем по поводу своей смерти. Важно было исследовать свой опыт и опыт сокурсников, чтобы понимать, какие подходы могут работать.
Также нам показывали видео из хосписов: чтобы мы представляли, как выглядит и как дышит умирающий человек, как понять, что наступила активная фаза умирания. Это важно, потому что до начала обучения многие близко не сталкивались с умирающими.
С нами работал психолог. Он давал базовые околопсихологические инструменты для общения с клиентами и учил отслеживать красные флаги в горевании, когда человека нужно перенаправить к медику. Например, если клиент эмоционально нестабилен, у него проблемы со сном и аппетитом или суицидальные мысли.
По окончании мы получили дипломы Death Foundation. Но к сожалению, у дипломов нет российской аккредитации — потому что у нас в стране доулы в официальном списке профессий нет.
Ты сейчас работаешь исключительно доулой?
Невозможно, закончив обучение, найти себе тысячу клиентов и зарабатывать только доульством. Это игра вдолгую. Мне повезло иметь финансовую подушку безопасности, которая позволяет фокусироваться на профессии, развиваться, проходить дополнительное обучение. А ещё заниматься смертьпросветом: вести свой телеграм-канал, читать лекции. Например, недавно я делала лекцию для фестиваля французской культуры об отношении французов к смерти. Скоро переработаю её в текст и опубликую у себя в канале.
Смертьпросвет кажется особенно важным для русскоязычного пространства. В последние несколько лет мы сталкиваемся со смертью особенно часто, и заметно, как это тревожит, напрягает. Думаю, разговоры с доулой смерти могут отчасти это напряжение снять. Не замалчивать то, что смерть существует и что это единственный гарантированный опыт для всех людей на земле. Возможно, когда-нибудь я сниму документальный смертьпросветный проект. Мне кажется, это будет полезно. Хочется, чтобы больше людей узнавали, что говорить про смерть не страшно, что это никак её не приближает и в этом нет ничего нездорового. Точно так же как и в том, чтобы не говорить о смерти.
С какими запросами чаще всего обращаются к доулам?
Есть запросы от умирающих, которые хотят подготовиться к уходу, что-то спланировать, подвести какие-то итоги. Пока это наименее популярный вариант в России. Такого опыта в моей личной практике пока не было. Но это именно то, с чего доульское движение начиналось в США, когда в начале XXI века волонтёры и соцработники в хосписах придумали профессию доулы. Есть запросы от горюющих людей, которые потеряли близкого, в том числе из-за суицида или насильственной гибели, пережили перинатальную потерю. Бывают запросы от тех, кто переживает утрату, не связанную со смертью: развод, эмиграцию.
Ещё к доулам обращаются те, кто хочет исследовать свои отношения со смертью — страх смерти, экзистенциальные вопросы. И им нужен человек, который этого не боится и который готов в это идти.
Как ты думаешь, почему умирающие в России редко обращаются к доулам?
Я много об этом думаю, потому что помогать умирающим было моей главной мотивацией, когда я шла учиться. Тема смерти пока ещё табуирована. Люди у нас не готовы ни обсуждать что-то, ни планировать заранее. Но несмотря на общую табуированность, есть тренд к тому, что это меняется. Особенно среди молодого поколения. Мне тридцать два, и среди моих ровесников появляются люди, готовые это обсуждать: думать, как бы они хотели быть похороненными, как хотели бы провести свои последние дни. Но, конечно, у людей более старшего поколения, лет от сорока до шестидесяти, такое встречается редко. Общаясь с клиентами этого возраста, я замечаю сопротивление. С одной стороны, им нужна поддержка, они хотят пройти период горевания, но на них очень влияют социальные, культурные установки и предрассудки. Например, что, если говорить о смерти, ты её притянешь. Что нельзя горевать слишком долго — это почему-то неправильно. Но что какое-то время погоревать всё-таки нужно, потому что иначе ты плохая дочь, вдова или подруга.
Во многом эти установки — наследие советской эпохи, потому что советская власть очень сильно урезала арсенал средств, которыми люди справлялись с гореванием. До революции 1917 года в ходу было много религиозных ритуалов, которые давали скорбящим поддержку. Советская власть эти религиозные ритуалы забрала, а новых не выработала. Люди остались в каком-то вакууме, поэтому особенно не умеют говорить о смерти. Не понимают, какие слова употреблять, как выражать соболезнования, как говорить о своих страхах. А страхи есть у всех.
Наверное, дело ещё и в том, что не все могут позволить себе услуги доулы?
Да, это тоже влияет на ситуацию. Хотя разброс цен на услуги доулы большой и некоторые работают за донейшен, к такому специалисту не будет обращаться человек с низким доходом. И пока доульство остаётся чем-то, возможно, не очень понятным, такой «дополнительной услугой». Люди не так давно начали ходить к психологам и психотерапевтам. А здесь что-то совсем новое.
Как в России обстоят дела с признанием профессии доулы? Каков статус доулы в системе хосписов?
Поскольку специальность свежая, история с признанием только-только начинается. В прошлом году мы в доульском сообществе Death Foundation начали активное обсуждение непосредственно с петербургскими и московскими хосписами. Хосписы сейчас пытаются понять, как можно встроить доул смерти в свою систему. Понять, чем они могли бы заниматься: поддержкой умирающих, поддержкой родственников, — понять, где границы компетенции доулы. В частной практике мы можем оказывать одни услуги, но, возможно, не всё это подходит хосписам.
У хосписов есть к этому интерес, они считают эмоциональную поддержку важной. Но пока не понимают, как это можно грамотно включить в уже существующий механизм. Сейчас некоторые доулы волонтёрят в хосписах и могут приносить туда доульские инструменты эмоциональной поддержки. Но на организованном уровне доулы в хосписах пока не работают.
Хочется поговорить о гендерном факторе в профессии. Есть представление, что эту профессию в основном выбирают женщины. Так ли это?
На нашем потоке в Death Foundation обучалось девяносто пять человек. Среди них было всего двое мужчин. Не знаю, практикуют ли они как доулы, потому что один из них был психологом и, наверное, продолжает свою психологическую деятельность. В целом профессия действительно преимущественно женская. Но есть редкие мужчины, которые если не хотят работать доулами, то получают доульские знания, которые помогают им в личной жизни, личном горевании.
Как думаешь, с чем связан такой перевес?
Конечно, стереотипы о том, что выражать скорбь и горе — не брутально, играют здесь роль. А ещё основные качества, которые нужны доуле, — сочетание высокой эмпатии и сильной эмоциональной устойчивости. Мне кажется, женщины этой комбинацией обладают чаще. Бывают очень стабильные, устойчивые мужчины, но с эмпатией у них плоховато. Или наоборот, они могут быть сверхчувствительными и эмпатичными, но при этом неустойчивыми — «проваливаться» в свои эмоции, не отделять переживания клиента от своих.
Ну и конечно, помогающие специальности — чаще всего исторически женские. Хотя забавно, что человеком, начавшим доульское движение в США, был мужчина, соцработник по имени Генри Фреско-Вайс.
А бывает ли так, что с запросом на горевание приходят мужчины или это чаще всё-таки женщины?
Они приходят, но действительно нечасто. В основном это молодые мужчины около тридцати. Пока у меня был только один такой клиент. Я бы сказала, до девяноста процентов запросов — от женщин разных возрастов. На данный момент самой старшей моей клиентке было пятьдесят шесть лет.
Как ты выбираешь подход к клиенту?
У доулы есть универсальные инструменты: эмпатия, активное слушание. Но когда ты ищешь, какой путь предложить клиенту, опираешься на его конкретные нужды, личную историю. Так что здесь влияет всё: возраст, пол, социальное положение, религиозные взгляды человека. Кому-то, например, нужно составить ритуал, чтобы отпустить что-то важное из своей жизни, а кому-то такое не подходит. Кто-то верит в эзотерику, и ему нужна доула, которая эти взгляды разделяет. Кому-то хочется околопсихологического подхода. Иногда беседуя с человеком, ты понимаешь, что не можешь быть ему полезной и дать нужный подход. Но перед тобой стоит задача помогать, поэтому ты отправляешь его к кому-то из своих коллег, кто справится с этим лучше.
Если очень сильно эмоционально вовлекаться в историю клиента, часто быть свидетелем чужого горя, высок риск выгореть. Как ты с этим справляешься?
Во время сессий я всегда представляю, что во мне открывается отдельный «контейнер», куда помещаются все эмоции и переживания клиента. Я полностью погружаюсь в его историю. Но после сессии этот «контейнер» важно закрыть и не нести его в свою жизнь. Помогают интервизии, когда мы группой общаемся с коллегами и проговариваем сложности. Ещё есть супервизии — общение и разбор каких-то кейсов со старшим наставником один на один.
Помимо этого, мне помогает личная психотерапия и какие-то обычные, но важные вещи — высыпаться, следить за питанием, гулять, заниматься йогой, делать то, что наполняет силами. Устраивать себе выходные. Если у меня выходной, то читать и смотреть что-то я буду точно не о смерти. Потому что я и так постоянно погружена в эту тему — когда провожу сессии с клиентами и занимаюсь смертьпросветом.
Изменила ли тебя профессия доулы? Стала ли ты иначе относиться к смерти?
Во время обучения я много думала про свою смерть и смерть близких. Практика помогла мне принять внезапность смерти. Я могу запланировать, как проведу последние дни, но смерть произойдёт как-то по-другому. Один из девизов доульства — «ожидайте неожиданное». С умирающими клиентами ты можешь готовиться к одному, но в какой-то момент всё может пойти не так. И нужно не фрустрироваться в этот момент, а делать то, что ты можешь сделать сейчас.
Доульство научило меня жить в моменте, понимать: я здесь, я жива и многое могу сделать — и для себя, и для других. Не нужно откладывать что-то на потом, потому что никогда не знаешь, наступит ли это «потом».
Изменилось общение с друзьями. За прошлый год у них были потери близких, переезды. И я поняла, что теперь иначе на это смотрю. Я могу слушать, давать человеку для этого место и пространство. Людям очень не хватает, чтобы их просто слушали. Не давали советов, не лечили, не «чинили», а просто были рядом.