Катя Иванчикова родилась в белорусском городе Чаусы с населением 12 тысяч человек. С детства девушка знала — она станет известной певицей. Путь к этому был нелёгок, однако сейчас у IOWA много преданных слушателей. Сегодня, 23 сентября у артистки выходит новая песня, а в октябре — альбом. Мы поговорили с Катей о её детстве, творчестве и поисках себя.
Ты с детства хотела стать певицей. У тебя не было чувства, что это недосягаемая мечта?
У меня есть дневник, который я вела с 1996-го года. Тогда я только научилась писать и сделала первую запись: «Вчера я научилась различать Большую Медведицу в небе». Второй фразой было: «Я стану певицей, я этого добьюсь». Когда я смотрела на эту запись во взрослом возрасте, думала: «Если эта девочка верила, что она станет певицей и её песни будет знать много людей, почему тогда я торможу и не верю в себя?»
Эта запись потом много-много лет помогала мне. Маленький ребёнок, не имея связей, денег, знакомств, нужных навыков, знал, что с ним будет через много лет. Так что у меня никогда не было сомнений, что я стану певицей. Эта функция была встроена в меня, как в айфон.
Кто из близких особенно поддерживал тебя?
Меня особо никто не поддерживал, мне просто никто не мешал. За это я хочу сказать спасибо всем, кто меня окружал. Я не чувствовала осуждения от близких людей. Для посторонних же я была слишком странной, у меня практически не было друзей.
Мне было важно, чтобы мои мечты не считали глупыми, и в семье к ним всегда относились серьёзно. Особенно мама. Она рассказывала, что в пять лет я подошла к телевизору, и там шёл то ли «Золотой граммофон», то ли «Песня года». Я заявила: «Как я буду стоять с ними? Они же такие красивые». То есть уже понимала, что рано или поздно окажусь среди звёзд. И мама тогда не посмеялась, не сказала, что я несу ерунду. Она такая: «Ладно, будешь с ними стоять, молодец!»
Я не знаю, как родитель может настолько верить в своего ребенка. Но мама действительно никогда не издевалась над моими планами, не вставляла палки в колёса и всегда поддерживала. Приходила пораньше с работы, стирала мои костюмы, накручивала на бигуди волосы, чтобы отправить вечером на концерт. Мама — это сильное плечо, которое всегда рядом со мной.
До того как ты осела в Питере, сначала ты переехала в Могилёв, потом в Минск. Для чего были нужны все эти переезды?
В 16 лет я написала свою первую песню и поняла, что нужно искать группу. Тогда я поехала на попутках в Могилёв, который был рядом с Чаусами. Просто ловила машины и развлекала водителей разговорами. Рассказывала всякие небылицы, что-то придумывала и доезжала до нужной мне точки.
Однако я так и не смогла отыскать своих людей в Могилёве. Я изучила все местные группы, познакомилась со всеми музыкантами, но ни с кем не совпало. Тогда я перебралась в Минск, поступила в университет на журналистику и продолжила поиски единомышленников.
Прошло несколько лет. В 2008 году я попала на кастинг в мюзикл Ильи Олейникова «Пророк» и уехала в Польшу на репетиции. И там меня вообще перепрошили. Я поняла, что сдерживала свою свободу и это сильно мне вредило. Я долго не могла понять, почему у меня не получается собрать команду, и оказалось, что всё-таки выбирала не тех людей. Я скрывала настоящую себя и свою энергию, а так невозможно найти «своих».
Во время подготовки мюзикла я встретила огромное количество артистов, работников цирка, танцоров, музыкантов, певцов, актёров. Благодаря им я поняла, какие люди мне нужны. И именно когда мы ставили мюзикл, мне позвонил знакомый аранжировщик и сказал, что нашёл мне гитариста. Им оказался Лёня [гитарист IOWA и муж Кати — Прим. ред.].
Что было самым тяжёлым на твоём творческом пути?
Кто-то в шутку сказал: пенсию нужно давать в 14 лет и платить до 20, пока человек не определится, чем он хочет заниматься. Для подростка, который заканчивает школу и не знает, что с ним будет дальше, это время — бесконечный период сложностей. Человека будто с лодки сталкивают посередине озера. И именно в те годы я наделала кучу ошибок.
Помню случай, когда мне было 18 лет. Мама дала денег на проживание в общежитии в Минске. Я приехала, а общежитие уже было заполнено. Мама работала на четырёх работах, это были её последние сбережения, поэтому я просто не могла ей позвонить и попросить ещё денег. Мне пришлось ночевать на улице прямо в парке на чемодане.
Я не понимала, что мне делать, поэтому пришлось обратиться к папе, с которым на тот момент я давно не общалась. Они с мамой разошлись, и он жил в Минске с другой семьей. Когда я позвонила ему, он сказал: «Ну что я, тебя к себе домой, что ли, поведу?» Я помню, эти слова отозвались такой раной невероятной, я долго в себе это потом лечила.
Позже новая семья папы узнала, что я правда провела ночь на улице. И после этого я даже целый месяц у них жила, но с папой отношения так и не восстановились. Нет, мы разговаривали, но это были всегда бытовые диалоги, очень поверхностные. И вот это был самый тяжёлый период.
Ты упомянула, что отношения с папой были непростыми. Расскажи, что он за человек?
Мой папа был скандалист. Когда мы ещё жили вместе, он часто уезжал в командировки. И каждый раз после его возвращения мне, маме и сестре хотелось, чтобы он быстрее отправился в следующую поездку. Ведь дома он пытался установить собственные правила, а мы уже жили по нашим. Привыкли к его отсутствию. У нас был свой уклад, своя жизнь, и его это, наверное, задевало.
Он приезжал на очень короткие промежутки времени. Другие отцы привозили из командировок деньги, компьютеры, одежду. Что-то материальное, что показывало бы заботу и любовь. У нас папа же лишь однажды привёз овчарку и уехал. А у нас кошка с пятью котятами, и что делать с этой собакой — непонятно. В итоге мы её отдали друзьям, потому что за ней было некому смотреть. Мне кажется, папа вечный подросток, который живёт в своем мире. Он приезжал, требовал внимания и не понимал, почему его так мало. И потом в прямом смысле выбивал свой гнев кулаками в стену.
В детстве ты обижалась на папу за то, что его мало в твоей жизни?
Конечно, обижалась. Я ревела и страшно убивалась. Спала с его носками, какие-то вещи из шкафа вытаскивала, пыталась почувствовать его запах. Пыталась понять, почему он не знает, сколько мне лет, в каком я классе учусь. От этого было больно.
На деле же папа был как будто ни к кому не привязан. Как будто без корней, и его легко сдуть. Жалко очень такого человека. Он постоянно кочевал, переезжал, куда его несло, но нигде не находил пристанища.
Какие у тебя отношения с папой сейчас?
Он живет в нашей старой квартире в Чаусах, в которой когда-то мы жили с ним, мамой и сестрой. Пару лет назад я решила приехать к нему. Подумала: что было, то было. Но когда я позвонила, он не узнал меня, перепутал с сестрой. Я долго ему объясняла, что это я, как будто у него десять детей. Было не слишком приятно, когда приехала, а он забыл, что я должна приехать. В итоге его нашли соседи, и он был очень рад мне. Очень хочу понять, принять и полюбить его, ведь время так быстро бежит, можно не успеть.
При этом папа не раз благодарил меня за то, что мое имя дало ему очень много бонусов. Его без собеседований брали на работу, потому что говорил, что он мой папа. Его везде уважали и много спрашивали про меня. И теперь он меня называет исключительно IOWA.
Сейчас мы с сестрой периодически звоним ему. Недавно вот купили ему новый телефон, чтобы было удобнее общаться, платим за квартиру, попросили знакомых, чтобы присматривали за ним. Но он не особо заинтересован в нашей жизни, во внуках или племянниках. Ничего не узнаёт про них.
Сложные отношения родителей не повлияли на твоё желание завести собственную семью?
Нет. Куда больше моё возможное замужество пугало мою маму. К тому же так вышло, что моего мужа зовут так же, как моего папу, он тоже Скорпион по гороскопу, как и мой папа, и они оба родились в год Собаки. Но это два разных, совершенно не похожих друг на друга человека.
Когда я познакомила маму с Лёней, она почти кричала: «Не-е-ет!» Я её заверила, что он очень себялюбивый, и я не выйду замуж за такого. Но время показало, что мы подходим друг другу. В отношениях мы оба менялись. Людям порой кажется, что быть с одним человеком — это скукота, ведь ты уже всё про него знаешь. Но в разные периоды жизни этот человек будет разным. Мы же растём, меняемся, узнаём друг друга заново, и это интересно. С Лёней я чувствовала себя спокойно и уверенно в любые моменты, и выходить замуж мне было не страшно.
В 2010 году ты переехала в Питер, и вы с Лёней вместе работали на заводе, делали свечи. Не было страшно, что придётся вечно красить свечки, а музыкальная карьера так и не сложится?
Не было такого страха, не было таких мыслей. Ни одной, никогда. Мы с Ленёй двигались интуитивно, прислушивались к себе. Это вообще был смешной период. Мы жили в небольшой квартире, у нас были кошка и котёнок, мы таскали свечи с работы домой, расставляли по всем полкам. Коты макали хвосты в эти свечки и вымазывали всё вокруг.
А в какой-то момент в этой квартире проснулись кпопы. Мы даже сначала не поняли, что это за насекомые. Было ужасно: спать из-за них ты не можешь, но и переехать от них некуда. Тогда по ночам мы с Лёней не спали и написали все свои хиты, которые стали платиновыми: «Простую», «Маму», «Маршрутку». Вот в этой комнате с клопами.
Но это не значит, что художник должен быть холодным, голодным, несчастным, злым, бедным. Просто стресс можно сублимировать во что-то. Это намного полезнее, чем накапливать его в себе и превращать в какие-то болячки. Мы просто всегда понимали, что трудности временны. Да, тогда не было ни денег, ни концертов, но как будто всё уже витало в воздухе. Как будто бы близко.
Вы с Лёней до сих пор работаете вместе. Не бывает такого, что личное перетекает в работу?
Мы не ссоримся дома, не ссоримся в группе, но бывают стычки, когда мы что-то создаём. Например, когда мы пишем песню, он предлагает какую-то идею, но ведёт её куда-то не туда, и я говорю, что хочу сама придумать. Он начинает напрягаться, потому что я его идею не принимаю. Появляется нервозность. Но это даже не ссоры и конфликты, а скорее столкновение амбиций.
В остальной работе мы всё так распределили, что у каждого своя зона ответственности, и никто не расстраивается по этому поводу.
Расскажи больше про то, что тебя поддерживает. Что помогает тебе оставаться сильной в трудные моменты?
Лёня. Он на самом деле скала невероятная. И моё дело помогает. Осознание, что у меня не забрать право петь, у меня не забрать моё творчество, потому что оно только моё. И вот это чувство, что ты в любой момент можешь что-то создать в любой точке мира, даёт силу и ощущение равновесия.
Есть ли у тебя подруги? И веришь ли ты в женскую дружбу?
Да, верю, но моя настоящая дружба оборвалась. У меня была какая-то дикая зависимость от подруги. Я излишне эмоционировала, требовала внимания. Как только мне было его мало, я давила на человека, которого любила. Это даже саму меня удивляло, ведь никто никому не должен, и сейчас я осознаю, что дружба — это взаимная свобода.
Отличается ли, на твой взгляд, дружба с мужчинами и дружба с женщинами?
Раньше мне казалось, что с мужчинами легче, потому что они простые в своих намерениях, прямолинейные, а женщины более хитрые. Но сейчас я по-другому на это смотрю. Вокруг меня так много классных женщин с такой сильной энергией. И я понимаю, как много может женщина сделать в этом мире.
Сейчас я осознала, насколько важно объединяться девочкам и заниматься чем-то вместе. Как, например, это делала моя прабабушка. Она собирала дома родственниц, подруг, и они плели корзины, вышивали. Объединение и сестринство очень целебно действуют на девушек. Вот к этому я сейчас стараюсь двигаться.
Что для тебя особенно важно в дружбе?
Юмор. Мне надо, чтобы человек умел классно шутить. Я записываю Лёнины фразы в свои заметки, потом читаю, и мы ржём. Он просто гений!
Чем бы ты занималась, если бы не сложилось с музыкой?
Я была бы художницей. Я сейчас как раз беру уроки у художников в Санкт-Петербургской академии художеств. Когда я беру в руки краски и холст, у меня возникает дикое возбуждение, меня прямо будоражит. Хочу уметь круто рисовать. И хоть пока я на любительском уровне, но намерена учиться.
Когда ты в последний раз плакала и почему?
Недавно я плакала от красоты. Мы с Лёней пришли в красивый сад. Там было потрясающе ровное дерево с маленькими красными яблоками, рядом стояла скульптура Евы с яблоком в руках. Лёня взял меня за руку, развернул к себе и заглянул в глаза, а в них стояли слёзы.
Был ли такой момент, когда ты вздохнула и сказала: «Фух, я добилась всего, чего хотела»?
Не было, потому что я ещё не добилась. И я не знаю, будет ли вообще такой период когда-нибудь. Был ли он у великих артистов, которых мы знаем? Был ли он у Майкла Джексона и Эми Уайнхаус? Я думаю, что нет.
У артиста всегда куча причин для недовольства собой. Всегда что-то не до конца. И вроде ты залетаешь в чарты, радуешься, а потом наступает период, когда ты снова хочешь в эти чарты. Это некая зависимость. Ты должен соответствовать своим же высоким стандартам. Поэтому постоянно хочешь прыгнуть выше головы.
Какой своей работой ты больше всего гордишься?
Наверное, песней «Одно и то же». Каждый день мне присылают кавера на неё. Не было такого дня, когда бы не присылали. И вроде эта песня не попадала в суперчарты, мы её не продвигали, не рекламировали, но она сама себе пробила дорогу.
К тому же я в ней рассказала о любви человека к человеку. О том, что люди должны искать себе подобных, искать людей похожих. Я перед этой песней на концертах ещё много говорю о её посыле и получаю много фидбэка от людей.
23 сентября у тебя выходит новая песня. О чём она?
Она называется «Свинка-копилка». Я в песне постоянно разбиваю копилку, склеиваю, а она опять разбивается.
В детстве я разбивала колени, и они покрывались корочкой. Я потом её отрывала, чтобы снова закровило, и показывала всем: «Вот, у меня рана, смотрите, я упала». Дети не пугаются падений и ран. Они падают, встают и не думают, что им нужно бояться. А вот взрослые воспринимают падения как событие, из-за которого нужно начать переживать.
«Свинка-копилка» вот об этом ощущении. О стремлении к свободе, о попытке перестать воспринимать неудачи как трагедию. Упала, разбилась, склеили, опять упала, ну и что? Главное — это твоё отношение к происходящему.
Что бы ты посоветовала людям, которые сейчас красят свечки на каком-нибудь заводе и мечтают о чём-то большем?
Параллельно с тем, что вы красите свечки, нужно ещё создавать свой материал. Чтобы мечтать о чём-то большем, готовьте бэкграунд.
Иногда молодые исполнители присылают мне по одной песне. Они придумали её и пытаются воткнуть везде, говорят, что не могут пробиться. А когда я спрашиваю, сколько песен у них есть, говорят: «Одна, мы ждём, когда кто-то заметит». Этого мало. Надо написать пять песен, десять песен, показывать их всем, делать ещё и ещё.
Наша песня «Улыбайся» два или три года болталась, и только потом её стали замечать. Так было и с другими нашими песнями, поэтому не нам решать, сколько пройдёт времени, прежде чем что-то щёлкнет. Но это не происходит быстро, нужно что-то накапливать, наращивать, искать.
Когда я была в Таиланде, то познакомилась с женщиной, которая жила по соседству от меня. Ей было 73 года, она всю жизнь просто накапливала материал для своей первой книги и наконец нашла издательство, которое заинтересовалось ей. У каждого свой звёздный час. Он наступит тогда, когда всё, что вы накопите, сработает. Но для этого нужно не останавливаться.
🔥 Больше разговоров с интересными женщинами
