В издательстве «Новое литературное обозрение» вышла книга Галины Ульяновой «Купчихи, дворянки, магнатки», рассказывающая о женщинах-предпринимательницах XIX века. Публикуем отрывок про Веру Алексееву — прабабушку Константина Станиславского и женщину с мощной деловой хваткой. В течение 26 лет она управляла семейным бизнесом и привела его к процветанию, а близким запомнилась своими гордостью, строгостью и даже скупостью. Но обо всём по порядку.
Большую роль в русской культуре играет имя реформатора театра Константина Сергеевича Алексеева, известного под псевдонимом Станиславский. По своей настоящей фамилии он принадлежал к богатейшей московской купеческой семье Алексеевых. Фабрика Алексеевых по выработке золотых и серебряных «позументных, плющильных и канительных изделий», основанная в 1785 году, была одной из старейших в России. Весь XIX век она являлась крупнейшей в своей отрасли. Более пятидесяти лет руководство фабрикой находилось в руках прадеда и прабабки К. С. Станиславского — Семёна (1746–1823) и Веры (1774–1849) Алексеевых. После смерти основателя дела Семёна Алексеевича бразды правления перешли к его вдове Вере Михайловне. Она происходила из семьи купцов Вишняковых, владевших другой крупной московской серебро- и золотопрядильной фабрикой. Так что брак её можно назвать династическим.
Официально Вера Михайловна была владелицей Алексеевской фабрики в течение 26 лет и управляла семейной фирмой весьма успешно вместе с сыновьями Владимиром (1795–1862) и Петром (1794–1850).
О том, что фабрика процветала, свидетельствует увеличение количества рабочих: в 1834 году на ней работали 56 человек, в 1843-м — уже 140, а в 1847-м — более 150.
На золотоканительной фабрике Алексеевых производились так называемые «плющёнка» и «бить», литры, канитель и блестки. Как писал в мемуарах родственник Алексеевых Н. П. Вишняков, «плющёнка и бить золотая и серебряная представляли из себя тонкую металлическую проволоку или нитку, выплющенную вальцами». Серебряная и золотая плющёнка делалась исключительно из серебра 94-й пробы, золотая была сверху вызолочена золотом 95-й пробы (в переводе золотниковой системы на метрическую систему, соответственно, речь идёт о достаточно высококачественном золоте 990-й пробы и серебре 980-й).
Эту продукцию покупали золотопрядильные фабрики, включая Вишняковых, которые изготавливали золотые и серебряные нити путём ручного наматывания плющёнки и бити на шёлковые нити высшего качества. Эти нити (их частично вырабатывали на греческом брусском шёлке и сами Алексеевы) были материалом, как писал Вишняков, «для выработки парчей и галунов, шитья церковных и военных вещей и украшения национальных костюмов». «Алексеевы покупали серебро в слитках, плющили его, имели канительную фабрику и большое дело с заграницей», — отмечал Вишняков.
Вырабатывали у Алексеевых и так называемые литры — комплект, включавший 250–300 кручёных серебряных нитей (цевочек или цевок) длиной по 20–30 сантиметров. Литры покупали для вышивок и украшения одежды, причём много шло в Казань, Бухару, Шемаху и Баку через Нижегородскую ярмарку. Часть продукции направлялась в Петербург, где имелись предприятия по изготовлению армейской и гражданской униформы.
В 1847 году Алексеевыми было закуплено в качестве сырья для производства 7,5 тонны серебра 94-й пробы в слитках и 33 килограмма золота 95-й пробы на сумму 423 тысячи рублей серебром.
Уже в начале 1840-х фабрика производила продукции на полмиллиона рублей. На мануфактурной выставке 1839 года Алексеевы получили большую золотую медаль «за весьма похваляемые изделия из волоченого золота и серебра».
В 1835 году Вера, Владимир и Пётр были возведены в звание потомственных почётных граждан, а качество товара было отмечено орденом Святого Станислава 3-й степени, вручённым в 1839 году обоим братьям. Тогда же начала действовать семейная фирма «Владимир Алексеев» — золотое и серебряное производство, торговля шерстью и шёлком, а в 1840–1850-е — салотопенный завод (все они были национализированы в 1918 году). Руководство бизнесом перешло к сыновьям только в 1849 году, после смерти матери.
У Алексеевых, основой богатства которых было золотоканительное производство, в особняке на Большой Алексеевской улице (ныне улица Александра Солженицына, дом 29/18) был маленький балкон с золотыми перилами. Неизвестно, было ли это сделано ради бахвальства или по другой причине, однако, как писал один из Алексеевых в мемуарах, «когда говорили о богатствах Алексеевых, поминали эти перила и серебряные подковы рысаков, которыми будто бы щеголяли не знавшие счёта своим деньгам Алексеевы».
В 1823 году, после смерти мужа, Вера Михайловна с сыновьями получила в наследство значительную недвижимость, ранее мужем приобретённую. Многочисленные объекты недвижимости, стоившие в сумме несколько миллионов рублей, были, видимо, по условиям завещания (которое не сохранилось), поделены между матерью и её сыновьями Владимиром и Петром. В частности, Вера Михайловна получила несколько домов — дом на Ильинке в Китай-городе (стоимостью 20 тысяч рублей, по оценке 1846 года), три домовладения в Рогожской части на Большой Алексеевской улице, включившие большую усадьбу, где жили Алексеевы, и здание фабрики (общей стоимостью около 70 тысяч рублей), два небольших владения (видимо, оба торгового назначения) — одно на 1-й Мещанской улице (ныне проспект Мира) у Странноприимного дома графа Шереметева и второе на углу Садовой-Самотечной и Трубного (ныне Цветного) бульвара, общей стоимостью 10,3 тысячи рублей.
Вдова и два взрослых сына, Пётр и Владимир, также унаследовали 92 лавки в торговых рядах Китай-города и 18 амбаров в Гостином дворе (амбары использовались для хранения товара и оптовой торговли). При жизни мужа Вера Михайловна имела и собственные две лавки в Железном ряду — возможно, это было её приданое для независимого источника дохода, на связь с родительской семьёй Вишняковых указывает тот факт, что многолетним арендатором был её родной брат Пётр, торговавший изделиями своей золотопрядильной фабрики. Лавки и амбары в Китай-городе сдавались в аренду и были надёжным источником бесперебойного приращения капиталов семейства Алексеевых.
Основную прибыль за пределами Китай-города Алексеевой приносило огромное удлинённое торговое помещение между Александровским садом и Большим (современной Манежной площади), протянувшееся от угла Александровского сада почти до Манежа (сейчас на этом месте подземный торговый центр «Охотный Ряд»). В 1842 году оно оценивалось в 105,7 тысячи рублей, в нём размещалось тридцать лавок; в восемнадцати из них продавалось новое и старое железо, в семи шла торговля дрожками, в пяти — бутылками.
Но Вера Михайловна не удовлетворилась ролью рантье наследственных владений, а продолжала расширять свою «империю коммерческой недвижимости». Деньги, получаемые от сдачи лавок в аренду, тратились на покупку новых лавок.
Анализ «Ведомости о торговцах Гостиного двора» 1846 года, показал, что после ряда покупок, совершённых в период 1824–1849 годов, Вере Алексеевой принадлежал 21 амбар, а двум её сыновьям — 13. Всего в Гостином дворе было 112 амбаров (некоторые имели двух-трёх арендаторов); таким образом, Алексеевы владели 30% торговых помещений. Арендаторами алексеевских владений были многие крупные купцы, например торговавший шерстяными тканями и шалями Фёдор Гучков, специализировавшийся на хлопчатобумажной пряже и тканях Савелий Хлудов, известный торговец чаем Иван Колесов, иностранец Арчибальд Мерилиз, который торговал «разным товаром», а позже прославился как основатель крупного пассажа рядом с Большим театром.
Сама Вера Михайловна торговала в трёх амбарах в Гостином дворе прядёной бумагой и шёлком, при этом две лавки были её собственные, а одна нанята Лоскутным переулком (ныне не существует после сноса в 1932–1938 годах кварталов на месте у Мазурина). По части торговли она была «всеядна» и, используя современный термин, диверсифицировала собственную торговлю. Она не ограничивалась только продажей продукции своей золотоканительной фабрики и текстиля, но имела также в 1820–1840-х годах овощную лавку в Щепетильном ряду для оптовой и розничной продажи овощей, чая, кофе и сахара. Для овощной лавки Вера Михайловна арендовала помещение у купца Быковского, там от Алексеевой работал наёмный приказчик, московский мещанин Александр Петрович Шелапутин.
Кроме амбаров в Гостином дворе, Алексеева владела на пике своей предпринимательской карьеры в 1840-е годы 66 купленными и унаследованными лавками в Верхних и Средних торговых рядах, причём в Затрапезном ряду (где торговали «иконами, материями и бархатами») ей принадлежало 23 лавки (из 62), в Перинном ряду (там шла торговля текстилем, мехами, галантереей, «модами» и «башмаками») — 11, в Щепетильном (где торговали «овощным, фруктовым, бакалейным, ленточным, шпажным и галантерейным товаром») — ещё 12.
Сдача в аренду торговой недвижимости рядом с Кремлём и на других бойких торговых местах (например, в близлежащем Охотном ряду, где у Алексеевой имелась лавка, перешедшая по наследству от супруга) давала постоянную гарантированную прибыль, которая в течение 26 лет после смерти мужа приумножала личные капиталы вдовы, коммерции советницы Веры Михайловны Алексеевой. Если же сравнить доходы от лавок (по ценам аренды в Китай-городе, которая составляла в 1830-е от 175 до 2000 рублей, а средняя — 500 рублей) с доходами от фабрики, составлявшими примерно 100 тысяч рублей в год, эти суммы вполне могли быть равными в общей структуре доходов, то есть сдача в аренду недвижимости могла приносить почти столько же, сколько продукция серебро- и золотопрядильной фабрики.
Правнук Веры Михайловны, известный врач П. С. Алексеев, в заметках «Прожитое и пережитое», опубликованных в 1908 году в «Русском архиве», писал:
Вера Михайловна, прабабушка, очень умная и энергичная купчиха, царила в Рогожском доме, сохранила и умножила богатство и была персоной, выдающеюся личностью старого закона. Она, между прочим, не чужда была френологии и, ощупывая мою голову, высказала предположение, что я стану механиком изобретателем.
(Действительно, Алексееву принадлежало два изобретения в области медицинских инструментов, в том числе акушерский тазомер, названный его именем.)
О недвижимости Алексеевых он упоминал следующим образом:
Кроме жилых домов в Москве (Рогожского на Большой и Малой Алексеевских улицах около Рогожской площади <…>), у Алексеевых во времена детства моего были дома против Александровского сада (трактиры), дом на углу Тверской и Моисеевской площади, против Охотного ряда, завод салотопенный за Крестовской заставой, фабрика бумагопрядильная и писчебумажная в Глинках Богородского уезда, около Лосиного острова на Клязьме, в имении бывшем Брюса с памятником сему последнему в церкви и с дворцом его. Имение это в 40 верстах (примерно 42,7 километра. — Г. У.) от Москвы, оно перешло к Колесовым.
Свидетельства этого мемуариста любопытны, однако, будучи написанными через 50–60 лет после событий, порой грешат неточностями. Так, доктор Алексеев полагал, что в помещениях напротив Александровского сада располагались трактиры, а на деле эти помещения, как следует из архивных ведомостей, сдавались в аренду под торговлю железом, дрожками и бутылками. Часть недвижимости была приобретена уже во второй половине XIX века.
Сохранились мемуарные свидетельства одного из правнуков о муже В. М. Алексеевой — С. А. Алексееве, прадеде Станиславского. Они важны для понимания того, что Алексеевы были хорошо интегрированы в местное общество и систему городского самоуправления по выборам и были купцами, одевавшимися в так называемое «европейское» платье:
Прадедушка мой Семен Алексеевич был, вероятно, уже очень богатым человеком и кроме большого состояния имел и вес, и значение в обществе. На портрете, находящемся в Шерапове, имении детей моей сестры, он изображен в жабо и мундире с красным стоячим воротником, на пуговицах мундира герб города Москвы.
Описание того, как выглядела Вера Михайловна, оставил её племянник Николай Петрович Вишняков (1844–1927), по своим детским воспоминаниям, но больше знавший о ней по впечатлениям старших братьев, а также переписке и воспоминаниям своих родителей. Алексеевы, «по рассказам братьев», в купеческой среде «пользовались большим уважением».
Богатство делало их вообще очень гордыми… К Вере Михайловне отец всегда относился с большой почтительностью, но об особой интимности меж ними не могло быть и речи. Со своей стороны Вера Михайловна принимала знаки уважения от нашего семейства как должную дань. Она проявляла при этом ту величавость, какая приличествовала владетельным немецким герцогиням старого режима в сношениях с их верными вассалами, осчастливливала нас своими посещениями несколько раз в году и великодушно крестила всех детей моего отца. Это была старуха с выразительными чертами лица, носившими несомненные следы былой красоты; ходила она всегда в платочке, завязанном кругом головы, по-старинному, с торчавшими концами в виде рогов.
Описанный мемуаристом головной убор можно видеть на портрете В. М. Алексеевой, представленном в книге её родственника-мемуариста Н. П. Вишнякова. Вишняков, заставший Веру Михайловну, когда был совсем маленьким (она умерла, когда ему было пять лет), посвятил несколько страниц своей легендарной тётушке:
Вера Михайловна, была, говорят, красавицей. Портрет её, хотя уже в виде немолодой женщины, служит этому подтверждением.
Она вышла замуж за вдовца и была на двадцать пять лет моложе своего супруга. Женатый на правнучке В. М. Алексеевой С. И. Четвериков писал, что «семья Алексеевых (Рогожских) по своему богатству и влиянию занимала совершенно особое место среди московского купечества».
Вишняков поведал следующую трагикомическую историю, отражающую отношение Веры Михайловны к материальным ценностям и проливающую свет на её страсть к накопительству:
Она держала себя важно, с большим достоинством, и производила впечатление умной, но гордой женщины. Скупа она была страшно. Рассказывали, что, задумав однажды подарить всем нам, своим крестникам (племянникам. — Г. У.), по серебряной ложке, она привезла ложки, все время держала руку в кармане, но отдать их не решилась и так и уехала.
В этом она была под стать своему супругу Семёну Алексеевичу, который был столь же скуп в частной жизни. Находим у Вишнякова:
Про расчётливость его рассказывали следующий случай. Однажды, когда он был y нас в гостях, старая няня Прокофьевна, — которая, к слову сказать, выходила всех детей моего отца, кроме одного меня, да и то только потому, что умерла до моего рожденья, — подучила маленького Сеню подойти к Семену Алексеевичу и попросить на конфекты. Богачи в таких случаях, не моргнувши, дарили золотыми. Когда Сеня пролепетал что научила нянюшка, Семен Алексеевич порылся в кармане, достал оттуда — две копейки медью и вручил их ребенку, к величайшему конфузу Прокофьевны, которая не могла забыть этого случая».
Несмотря на описанные случаи, брат В. М. Алексеевой Пётр Михайлович и его дети не испытывали неприязни к тётушке. Н. П. Вишняков вспоминал:
Вера Михайловна была строга и горда, но умна; если она к нам и не проявляла большой нежности, то в ее благожелательном отношении всё-таки нельзя было сомневаться; её побаивались, но уважали.
На примере Алексеевой мы видим, что купчиха могла иметь выдающуюся предпринимательскую жилку и деловую хватку. Эти качества вполне можно объяснить происхождением Алексеевой из семьи фабриканта и природным острым умом.
Станьте первым, кто оставит комментарий