Как помочь ребёнку учиться. Отрывок из книги «Женщина с Марса»

Ольга Нечаева — создательница онлайн-платформы FEMOSOFIA, экс-вице-президент по развитию бизнеса компании 20th Century Fox и колумнистка Snob. В своей книге «Женщина с Марса» она рассказывает о личных опыте и философии. В том числе Ольга делится переживаниями о том, как сильно устарела школьная программа. Она размышляет, что может помочь детям лучше учиться, если сами учреждения в этом не заинтересованы. Мы публикуем отрывок из главы «Агония современной школы».

Тесса возмущалась несправедливостью заданий на каникулы.

— Зачем мне это, мама?

— Потому что без этого в современном мире не прожить. Потому что ты должна уметь понимать математические символы, кем бы ты ни стала. Если бы ты пришла с вопросом о скрипке или танцах, я бы сказала — окей, не нравится, не занимайся. Но базовую школьную программу — математику, язык — нужно знать.

— Мне скучно, я не понимаю.

— Понимание и интерес приходит с опытом. Давай позанимаемся побольше, и придут и интерес, и понимание.

— Но я не люблю!

— А тебя никто не заставляет любить. Не люби, а делай.

И тут я ловлю себя на том, что никогда раньше с ней так не говорила. Но ей уже не 8 лет, а 11. Дочь изменилась: она созрела для осознанного усилия, воли, наросло несколько колец и появились другие потребности. Раньше была потребность в безусловной маминой любви и поддержке, в интересе и любопытстве, а теперь она уступает место потребности в компетентности, росте, развитии и успехе.

Потребность в любви и поддержке, конечно, никуда не делась, но она уже напитанная, и не её Тесса сейчас проверяет. Не в моей любви она сомневается, когда делится тем, что ей не даётся математика. Она сомневается в себе, в своих возможностях.

— Ты умная, талантливая и сообразительная. Когда ты сталкиваешься с трудностями, ты пытаешься снова и снова. Математика — твоя трудность и твой вызов. И ты с ним справишься. Тебе вовсе не обязательно быть лучшей или ездить на олимпиады, но школьную программу ты должна знать. И если для этого понадобится больше заниматься или моя помощь — я готова. Но я не готова принять отсутствие попыток.

Она молча выслушала и ушла, а спустя какое-то время вернулась с тетрадью:

— Я буду делать математику сама, а ты мне не помогай, просто проверяй и потом объясняй ошибки.

Так мы и занимались. Шесть часов подряд с небольшими перерывами, 128 задач.

— Я даже не верю, что всё сделала.

— Я очень горжусь тобой. То, что ты сегодня сделала, — настоящий подвиг. Было сложно, не хотелось, неприятно — но ты боролась. Что ты сейчас чувствуешь?

— Усталость. Но я её победила, мама.

Прислушиваясь к их советам без соотношения с возрастом, родители пытаются уговорить двухлетнего, что он не маленький, четырёхлетнего, что он должен справляться сам, шестилетнего, что он должен понимать, как ему нужна математика.

По мере того как мои дети будут взрослеть, будут меняться мои посылы, а также мои ожидания, которые транслируются этими посылами. Ребёнок ориентируется на наши ожидания, его чувство собственной ценности и успешности зависит от того, насколько он этим ожиданиям соответствует. Тем важнее, чтобы мои ожидания соответствовали возрасту и, что ещё важнее, возможностям ребёнка.

В шесть лет:

— Тесь, а ты на балет походить не хочешь?

— Нет.

— Ну он полезный, хорошую основу даёт.

— Ненавижу балет.

— Ну ладно.

В восемь лет:

— Тесь, ну как, на балет не записать тебя? Многие девочки из вашей театральной школы ходят.

— Нет.

— Ну ладно.

В десять лет:

— Мам, добавь мне на следующий год спецкурс по современным танцам! Я очень хочу!

— Тесь, его нельзя взять без курса балета. Ты как, готова ходить на балет?

— О-о-о, не-е-ет! Ненавижу балет! Ну почему так всегда!

— Ну что, записывать тебя или нет?

— Да.

— Уверена?

— Да.

— Но это тяжело, по субботам весь день убит, третьим часом пойдёт. Ты понимаешь, да?

— Да. У меня плохо с растяжкой. Это отражается на сцене, на моих движениях. Может быть, балет мне поможет её улучшить.

Вот так в районе десяти лет у ребёнка проклюнулась та самая, взрослая, мотивация учиться. И пока эта мотивация не родилась внутри, ожидания школы или родителей — так же как и представление о том, что ребёнка можно замотивировать утверждениями вроде: «Тебе это надо», «Тебе это в жизни пригодится», — совершенно бессмысленны.

— Любое обучение развивает!

— Вопрос, что именно оно развивает?

В нашей реальности считается: чтобы ребёнка развить, его надо чему-то научить. Причём обучение рассматривается как, во-первых, одностороннее (этакая трубочка родитель — ребёнок) и, во-вторых, априори развивающее. То есть мы как родители знаем некоторую норму, к которой ребёнка нужно подтянуть, обучая его, и тем самым развить.

Но развитие — объективный процесс, оно происходит в любом случае. Другое дело, в каком направлении идёт развитие. А идти оно может куда угодно. Ребёнок, развившийся в озлобленное, травмированное, закрытое существо, всё равно развился. Ребёнок, полюбивший или возненавидевший, всё равно развился. Получается, что путём обучения мы пытаемся направить его развитие именно туда, куда нужно нам.

Тогда почему один ребёнок готов трудиться до мозолей и терпеть хамство тренера и боль растяжки, а другой на первом же занятии балетом кричит, что никогда туда больше не придёт? Почему один, пройдя обязательную музыкальную школу, больше никогда в жизни не притрагивается к инструменту, а другой благодарен, любит музыку и жалеет, что его не заставляли больше?

Кроме личных особенностей, тут есть одна общая, глобальная причина.

А мотивация эта меняется с его развитием.

Развитие идёт скачками, вместе с накопленными знаниями и умениями. Например, малыш вдруг встал и пошёл. Или научился самостоятельно есть. Или научился быстро читать. Словом, взрастил какой-то навык. Каждый новый навык открывает перед ребёнком новые возможности. Он пошёл — и он вдруг может уйти от мамы. Или догнать маму, а не сидеть и голосить. Или дотянуться до выключателя и снова включить свет и читать сколько хочется, а не сколько мама сказала.

Наступает кризис, ведь новые возможности ребёнка меняют его отношения с этим миром. Ребёнок изменился, а наше отношение к нему — нет. Вчера ещё был податливый, сегодня бунтует. Вчера боязливо шёл за ручку, а сегодня вырвался и убежал.

Кризис — это противоречие между новой и старой мотивацией, между новыми возможностями и старыми ограничениями.

Ребёнок требует изменения отношений, старые более не работают. Он из них вырос. Секунду назад он был увлечён попытками самостоятельно есть, и вот научился, и это ему более не интересно! У него появилась новая мотивация — учиться отстаивать собственные границы, сопротивляясь маме. Мотивация решать самому, что ему делать, сколько, мотивация тренировать самостоятельность. И, ведомый своими новыми устремлениями, он учится новому — отталкивает маму, отказывается от еды, требует перемен. Ребёнок всегда учится тому, что поможет ему справиться с текущим кризисом, обрести новые возможности.

А тут мы с кубиками Домана. В игровой форме. Посмотри, какая буковка, — а он хочет двигать стулья. Мы ему про важность английского языка, а он сейчас мотивирован быть с друзьями.

В пять лет Тесса захотела учиться игре на скрипке. Потому ли, что ей был нужен инструмент, или потому, что другие девочки тоже занимались? Или потому, что ей хотелось, чтобы по дороге в школу все видели, что она несёт скрипку? Отзанимавшись два года, она скрипку решительно бросила. Что бы ни двигало ею вначале, это не была страсть к скрипке. Её мотивация изменилась, и обучение перестало быть задачей.

Несмотря на сходный возраст, дети могут находиться на разных стадиях развития и, соответственно, быть движимы разной мотивацией. Например, готовность к школе вовсе не означает, что у ребёнка проснулась мотивация учиться. Равно как желание получить пять по математике может проистекать из очень разных мотивов. Но при естественном появлении мотивации научиться ребёнок будет учиться любым способом!

Если ребёнок сопротивляется, значит, его развитие на настоящий момент требует обучения другому! Но вместо того, чтобы довериться этой логике развития ребёнка, взрослые или школа пытаются использовать или даже зародить путём различных психологических манипуляций мотивацию заниматься конкретной дисциплиной.

Иногда это срабатывает, и, вынужденно обучаясь скрипке или математике, ребёнок меняется, овладевает навыками — и в итоге у него просыпается собственная мотивация к совершенствованию этих навыков. Иногда не срабатывает, и ребёнок, повисев на крючке «Какой молодец, одни пятёрки!», или «Будет пятёрка в четверти, подарю телефон», развивает в себе не любовь к скрипке и математике, а ненависть к крючкам и обманам.

Любая дорожка «важно, чтобы был результат» чревата этой опасностью. Любая дорожка, когда результат обучения важнее внимания к тому, чему именно ребёнок хочет учиться, может увести совсем в другую сторону — к формированию стойкого отказа от той каши, которую настойчиво пихают ложками. Ведь рано или поздно мальчик или девочка поймёт, что может просто закрыть рот. И тогда мы и столкнёмся с ситуацией, когда ребёнка обучают, а вот развивается при этом совсем не то, что нам бы хотелось.

Можно ли всегда точно понять возникающие потребности и мотивацию и безошибочно и гибко подстроить под них обучение? Боюсь, что нет. Мы не способны к настолько точному ежесекундному диагностированию, а школьная система не настолько пластична, чтобы подстраиваться. Однако даже поверхностное представление о психологии ребёнка подскажет, что ему не нужны буквы в два года ни в игровом, ни в любом другом виде.

Мы заставляем ребёнка проживать и запоминать опыт бессмысленной скуки, за который он получит какую-то плюшку. Именно таким станет его опыт учёбы. Захочет он после этого учиться?

А что делать, если ребёнок вынужден мириться с бессмысленной скукой и таки вытянуть хотя бы на четвёрку в четверти? Менять его среду и отношения так, чтобы насколько возможно снизить бессмысленность обучения. Находить значимые для него занятия и поводы использовать эти насильно впихнутые навыки. Иными словами, если мы не можем изменить реалии школы, стоит использовать реалии вне школы, чтобы неразвивающее обучение стало для ребёнка чуть более релевантным. Не втирать в десятый раз «Знать математику очень важно!», а выделить карманные деньги, пусть считает. Не уговаривать ребенка, который любит футбол, что ему нужен английский, а купить ему Fifa 17 на английском.

И самое главное — не врать себе, записывая ребёнка на очередную развивашку, когда она окажется неразвивашкой.

— Дети говорят, что ненавидят школу, но учиться-то надо!

— Этого слона лучше съесть по кусочкам.

К школе мои дети относятся с вялым терпением. Иногда идут с радостью, иногда не очень, но рефрен «я ненавижу школу» периодически возникает, особенно когда они устали, с учителем не складываются отношения и что-то не получается.

Бывает, что ситуация конкретная и критическая — ребёнка в школе травят, унижают, — и её нужно решать. Но что, если ребёнку просто скучновато, не все учителя нравятся и жаловаться особо не на что — ничего экстраординарного не происходит, оснований переводиться в другую школу нет и ребёнку нужно помочь? Помощь приходит из бизнес-стратегий.

Слушаем. Прежде всего ребёнка необходимо услышать и признать его чувства: Да, я тебя понимаю, я бы чувствовала то же самое в такой ситуации, это, конечно, обидно. Важно позволить выплеснуть чувства и назвать их.

Препарируем. Раскладываем проблему на составляющие, едим слона по кусочкам. Это помогает запустить мышление — кровь отливает от центров эмоций, чтобы напитать неокортекс, и эмоциональный накал переходит в продуктивность. Ужасная, огромная проблема препарируется на много маленьких, и уже не выглядит так ужасно.

Я, например, нарисовала табличку и попросила Тессу заполнить её. Для каждого предмета я попросила дать оценку, от «очень плохо» до «супер».

— Сам предмет, невзирая на учителя, как тебе? Интересно то, что вы изучаете?

— Сам учитель, как человек, как тебе? Нравится?

— Как он учит? Интересно? Скучно? Строго? Весело?

Анализируем. Я раскрасила «очень плохо» красным, «так себе, жить можно» — жёлтым и «нормально, хорошо, супер» — зелёным. И предложила поискать закономерности.

Прежде всего моя дочь увидела, что «вредный» учитель соответствует «скучному» преподаванию.

Мы выяснили, что оценки учителя «иногда сердится», «иногда в плохом настроении», «ни то ни сё» не критичны для неё. Не меняют её отношения к учёбе и предмету. А вот «заставляет конкурировать» и «относится неуважительно» — сильные отрицательные факторы, и её интерес к предмету падает немедленно. Мы выяснили, что неприятие учителя вкупе со скучным преподаванием приводят к тому, что даже любимый предмет становится противен. Мы заметили, что не очень лёгкий в общении учитель, но интересно преподающий, позволяет сохранять интерес к предмету. И сделали ещё много интересных для неё открытий.

Переформулируем. Проговорив это всё, мы в диалоге смогли переформулировать и разобрать проблему «я ненавижу школу». И получилось: «Мне нравится большинство предметов и для меня важно, чтобы уроки были интересными. Я понимаю, что не все учителя идеальные, но это ничего, если урок интересный. Проблема есть с четырьмя учителями. Из них два предмета мне не очень важны, а два — важны. И поэтому я сосредоточусь на этих двух, потому что из-за учителя я многое упускаю».

Это поедание слона ещё очень важно для того, чтобы перевести ребёнка из состояния «жертвы учителя» в состояние «ответственности за свою любовь к предмету». Как не дать плохому учителю эту любовь отобрать.

Планируем. После всего этого важно проговорить вслух те моменты, на которые мы можем влиять и на которые не можем.

Что мы не можем? Например, поменять школу или поменять учителя.

Что мы можем? Поговорить с учителями и школой.

Можем попробовать заниматься предметом вне школы, в увлекательной обстановке.

Школа — это не шесть часов уроков в классе с 30 другими детьми. Школа — это всё, чему учится ребёнок. Он осваивает не только дроби, но и беспомощность, не только столицы стран мира, но и сочувствие, не только инертные газы, но и самостоятельность, покорность, любопытство, бессмысленность, умение выбирать, потери, дружбу, предательство, смелость, унижение. Мы не можем оградить его от всего, с чем ему предстоит столкнуться, но мы можем помочь ему извлечь уроки, иногда на всю жизнь.

И эти уроки, и эта школа, на мой взгляд, поважнее уроков в гимназии №1234.