В издательстве Ad Marginem вышла книга Лесли Керн «Феминистский город. Полевое руководство для горожанок», о которой мы уже как-то рассказывали. Лесли Керн рассуждает (и даёт практические советы), как должен выглядеть город, в котором женщине не страшно проводить время одной и удобно совмещать дом и карьеру. Публикуем отрывок из главы «Женщина в общественных пространствах».
Представления о женщинах как о собственности и ограничение возможности женщин находиться в общественных пространствах в одиночестве существуют уже давно. Элизабет Уилсон рассказывает о моральной панике, которую вызвала возросшая видимость женщин на улицах викторианского Лондона. Термин «публичная женщина», само собой, является старым эвфемизмом для обозначения секс-работниц. Сама идея, что женщин высокого статуса могли каким-то образом перепутать с бедными женщинами или секс-работницами, стала причиной активного заламывания рук и убеждения, что женщины обязаны быть в сопровождении своих мужей, братьев, отцов или старших женщин.
Желание женщин иметь бóльшую независимость в городе положило начало эре универсальных магазинов в Париже 1870-х годов, которые буквально были разработаны, чтобы стать пристойными общественными пространствами для женщин. Они должны были ограничить контакты женщин с сомнительными персонажами с улиц, но также предоставить им свободу, которой они так отчаянно желали. Роман Эмиля Золя 1883 года «Дамское счастье» предлагает заглянуть в закулисье вымышленного магазина, списанного с первого универсального магазина Парижа. Помимо интриг продавщиц, любовной жизни владельца и политических игр большого бизнеса, книга Золя показывает, каким образом демонстративное потребление было создано, чтобы услаждать чувства женщин. Таким образом, пространства для покупок стали первыми пространствами (по крайней мере, на Западе), где женщинам было позволено заявлять о своих правах на общественное пространство.
Феминистские географини Лиз Бонди и Мона Домош пишут о гендерном кодировании городских пространств старого Нью-Йорка, опираясь на дневник Софи Холл, представительницы среднего класса, приехавшей погостить в город в середине девятнадцатого века. Несмотря на то что в течение всего дня ей требовалось сопровождение подруги, детальное описание своего визита, которое Софи оставляет в дневнике, также наглядно демонстрирует гендерное зонирование города и ограниченную, но всё же свободу, которую оно давало белым женщинам. Например, район Дамская Миля, расположенный вдоль Бродвея и Шестой авеню между Десятой и Двадцать третьей, был «самой современной визитной карточкой консюмеризма города», общественным пространством, считавшимся «должным образом женственным». Планы Софи также включали районы, где располагались музеи и картинные галереи. Они тоже считались пространствами, «устройство которых делало их безопасными и пристойными для женщин», где можно было провести время «одобренным викторианскими стандартами» образом.
Порядки индустриального общества конца девятнадцатого века требовали преданности не только продуктивности и усердному труду, но и ценностям потребления. Гендерный характер «отдельных сфер» означал, что производство соответствовало миру мужчин, а потребление — миру женщин.
Однако активное участие женщин в практиках потребления бросало вызов идее о том, что им надлежит находиться дома, и означало, что женщинам нужно было получить доступ к пространствам города, традиционно считавшимся мужскими, чтобы исполнять свою роль потребителей. Чтобы не разрушить викторианские устои, эта перемена была «нейтрализована развитием в девятнадцатом веке „феминизированных“ пространств для потребления в городе — если женщинам нужно быть на улицах мужского города, тогда эти улицы и магазины должны быть обозначены как „женские“». Что важно, это означало, что личностная идентичность женщин как белых горожанок подкреплялась их видимостью в таких пространствах надлежащей женственности.
Эти пространства для потребления были открыты для женщин, поскольку во многом они не бросали вызов связи между женщиной и домашней сферой. Покупая одежду, предметы интерьера и искусства, женщины исполняли свою роль хранительниц домашнего очага. Даже сегодня женщина, находящаяся одна в таких общественных пространствах, по-настоящему «связана» с домом. Даже если она покупает что-то для себя или занимается тем, что мы любим называть «заботой о себе», её нахождение в одиночестве не нарушает нормативные гендерные роли. Телесное, интимное, связанное с заботой о себе и эстетикой обычно считается женской сферой.
Несмотря на то что рамки стандартов правильной женственности несколько расширились с викторианских времён, список пространств, где женщина может находиться в одиночестве, чувствовать себя комфортно и не казаться «неуместной», не слишком изменился. Хотя женщины сейчас не так ограничены, как милая Софи Холл, которой нельзя было есть или пить на людях, пространства потребления, культуры и развлечения всё ещё считаются наиболее подходящими для общественной жизни женщин. Во время изучения развития сферы строительства многоквартирных домов в Торонто я проанализировала огромное количество рекламных материалов с точки зрения гендерно детерминированных изображений.
Изображений, на которых женщины ходили за покупками, ели, пили и общались с подругами, было гораздо больше, чем тех, на которых женщины шли на работу.
Многие материалы очень напоминали кадры из «Секса в большом городе»: восторг городской жизни подавался женщинам в контексте доступа к круглосуточным развлечениям и потреблению, доступным в центре Торонто и других «развивающихся» районах.
Бонди и Домош сравнивают возможности и запреты, сопровождавшие путешествие Софи Холл в Нью-Йорк в 1879 году, и опыт Мойры Макдоналд, разведённой женщины из среднего класса родом из Эдинбурга, которую Бонди интервьюировала в 1991 году. Несмотря на то что у Мойры есть высокооплачиваемая работа и она живёт одна в доме в популярном районе, находящемся в процессе джентрификации, она ощущает ограничение своих возможностей комфортно получить доступ к общественным пространствам города. Несмотря на приверженность идеалам гендерного равенства на работе и дома, Мойра не сомневается, что неконтролируемые городские пространства (такие как парки) «пропитаны враждебной маскулинностью» и поэтому не являются пространствами, где она могла бы находиться в одиночестве. Мойру и Софи объединяет потребность адаптировать своё поведение под их понимание гендерированной уязвимости.
Несмотря на то что сегодня женщины обладают гораздо большей свободой перемещаться по этим пространствам так же, как мужчины (разумеется, в зависимости от своего социального класса и расы), женщины по-прежнему остро осознают, что находиться в одиночестве за пределами этих «санкционированных» пространств означает быть уязвимой для нежелательного внимания и угрозы стать жертвой насилия. Как отмечают Бонди и Домош, «общественные пространства крупных западных городов конца двадцатого века являются пространствами коммерческого потребления», которые «находятся под наблюдением с целью создания условий, в которых идентичность женщины, принадлежащей к среднему классу, поощряется и защищается», во многом подобно торговым центрам девятнадцатого века. В этом контексте мы видим, что свобода, дозволенная женщинам современной городской жизнью, всё ещё контролируется гендерно обусловленными нормами о надлежащих пространствах и ролях женщин в городе.
Феминизация городского пространства продолжается по сей день. По мере того как города глобального севера совершили переход от экономики, основанной на индустриальном производстве, к экономике, основанной на знаниях и сфере обслуживания (так называемая постиндустриальная экономика), более маскулинные черты городов стали меняться. Такие пространства, как пабы, в прошлом либо закрытые для женщин, либо гендерно сегрегированные, «смягчили» многие из своих более маскулинных качеств, чтобы привлечь посетительниц.
Магазины пончиков (такие как Tim Hortons в Канаде) и рестораны быстрого питания, такие как McDonald’s, сменили свою атмосферу и сейчас придерживаются более домашней эстетики кафе, подходящего для всей семьи, а не для дальнобойщиков.
Изменение цветовой схемы, планировки, названия, мебели и меню (больше салатов = больше женщин!) меняет атмосферу заведений и помогает им выглядеть комфортными и безопасными для женщин. Географы связали такие перемены с джентрификацией, отмечая, что спортбары и закусочные для рабочего класса закрываются и заменяются более «модными» (и более белыми) пространствами для потребителей среднего класса без сильной привязки к конкретному гендеру.
В одном из районов Торонто, где я когда-то жила, — Джанкшн — я своими глазами наблюдала, как некогда индустриальный район, населённый представителями рабочего класса, проходил процесс джентрификации через создание феминизированных пространств, которые ярко контрастировали с традиционно маскулинными, которые когда-то преобладали в этом районе. Сальные закусочные, магазины порно, ломбарды и бары, посетителями которых были преимущественно мужчины из рабочего класса, постепенно сменялись студиями йоги, салонами маникюра, кафе и магазинами органических продуктов.
Когда я только переехала в Джанкшн в начале 2007 года, на Дандас-стрит было мало заведений, в которые я зашла бы одна выпить или перекусить. Не потому, что там было опасно, а потому, что они явно не были ориентированы на меня как на молодую женщину. И это нормально — район не был обязан подстраиваться под мои желания! Но Джанкшн — это интересный пример того, как города и районы используют комфорт, удовольствие и безопасность женщин как маркеры успешной ревитализации. Действительно, недостаточный комфорт женщин в определённых пространствах может выступать оправданием целого ряда проблематичных вмешательств, повышающих опасность для других, например для бездомных и небелых людей, в погоне за комфортом белых женщин из среднего класса. В случае с Джанкшн первым признаком феминизации было открытие узенького кофешопа под названием The Nook, в задней части которого располагалась небольшая игровая зона для детей.
The Nook был типичным примером того, что социологи города называют «третьим местом». Это пространства, которые не являются ни домом, ни работой, но необходимы в качестве мест неформального общения сообществ. В своём исследовании о том, что горожане Канады воспринимают посещение сетевых кофешопов, например «Старбакс» и Second Cup, как использование городских пространств, социологиня Соня Букман отмечает, что некоторые посетители называют такие кафе «домом вдали от дома». Разномастная мягкая мебель, камины, книжные полки, маленькие столики для задушевных разговоров и общая атмосфера гостеприимности делают эти кафе квазиобщественными домашними пространствами для многих. Неудивительно, что такие кафе являются пространствами, где женщинам комфортно и достаточно безопасно находиться в одиночестве, где они чувствуют себя желанными гостьями. В качестве «третьих мест» кафе осторожно культивируют среду (и, разумеется, бренд), где люди могут быть в уединении вместе. Учитывая, как давно женщины сталкиваются с ограничением собственных возможностей побыть в одиночестве в общественных местах, кофешопы сегодня являются теми пространствами, где женщины могут в сравнительной безопасности испытать психологические удовольствия городской жизни: чувство анонимности в толпе, наблюдение за людьми, возможность занимать пространство, уединение с собственными мыслями в окружении других людей.
Рост числа «феминизированных» квазиобщественных-квазидомашних пространств вроде The Nook и последующее (неизбежное?) появление «Старбакса» в Джанкшн были ясными признаками джентрификации. Пространства, которые я раньше избегала, — магазин пончиков с его парковкой, где кучи мужчин сидели на капотах машин и курили, засаленные закусочные, спортбары — начали закрываться. На грязных тротуарах зазвучали лёгкие шаги родителей с дорогими колясками, и вскоре звуки строительных площадок наполнили воздух: застройщики нашли новый рынок, готовый к освоению. Я не могла не заметить тот факт, что эта трансформация соответствовала предпочтениям и желаниям женщин вроде меня.
Связь между классовой трансформацией городских пространств и повышением их безопасности для женщин кажется абсолютно логичной застройщикам, градостроителям и другим катализаторам ревитализации.
Разумеется, в центре этого убеждения находится вполне конкретный типаж: белая цисгендерная женщина без ограничений здоровья из среднего класса.
В Джанкшн границы этого образа были чётко обозначены через опыт женщин, кратко- и среднесрочно проживавших в Евангелическом приюте для женщин, учреждённом Армией спасения. Эти женщины проживали в условиях хронической нищеты даже в процессе ревитализации района. Их присутствие на улицах становилось всё более и более неуместным по мере процесса джентрификации. Часто вынужденные находиться в одиночестве в общественных пространствах из-за правил приюта, которые не позволяют постояльцам проводить в здании весь день, эти женщины редко испытывают удовольствие уединения в толпе. Вместо того чтобы с удовольствием понаблюдать за прохожими, женщины из приюта постоянно обнаруживают, что наблюдают за ними. Их внешность, привычки и проявления психических расстройств отмечают их как «иных», несмотря на то что приют существует уже много лет, а сам Джанкшн давно является домом для малоимущих, граждан с ограниченными физическими возможностями здоровья, представителей рабочего класса и иного рода «других» людей.
Одним из примеров того, как нахождение в общественном пространстве в одиночестве может усложниться для жительниц приюта, стало решение кафе по соседству убрать скамейку у входа, потому что посетители жаловались, что жительницы приюта использовали её как пространство для курения. Несмотря на то что владелица кафе сочувствовала женщинам из приюта и участвовала в проектах поддержки (в рамках которых, например, женщины получали бесплатную еду по праздникам), она не смогла противостоять давлению со стороны новых посетителей, которые появились с началом джентрификации и хотели бы, чтобы она «навела порядок» в заведении. Таким образом, исчезло единственное место, где женщины могли безопасно находиться в общественном пространстве в одиночестве. В других случаях явные признаки травмы или психического расстройства, которые демонстрировали женщины, становились объектом отвратительных обличительных речей со стороны других участников сообщества, которые спорили о плюсах джентрификации в онлайн-форумах. Выражения вроде «шоу уродов» передавали враждебность, которую некоторые испытывают по отношению к женщинам, не всегда ведущим себя нормативно. Эти примеры служат напоминаниями о том, что, как бы ни возросла свобода одних женщин находиться в общественных местах в одиночестве, в то же время контроль над другими женщинами усугубился, а уничтожение необходимых им безопасных пространств ускорилось.