С начала «специальной военной операции» из России начали уезжать люди. Многие отправились в Грузию, Армению и Турцию. Однако не все, кто имеют возможность эмигрировать, делают это. Мы поговорили с тремя девушками о том, почему они решили остаться в России и что собираются сейчас делать.
«Даже сейчас, в этой ужасной точке, я продолжаю верить, что у России есть шанс на счастливое будущее»
Я живу одна, снимаю квартиру в Москве. В то утро, ещё толком не проснувшись, я зашла в телеграм и ярким пятном на фоне чатов увидела чёрный круг вместо картинки канала Юрия Сапрыкина. Я подумала: «Кто-то умер». А через секунду всё поняла. Я прочитала все новости в телеграм-каналах, наверное, раз пять. Просто не могла в них поверить. Особенно нелепым казалось то, что они выходили всю ночь. Ты спишь — а мир в это время рушится. Так ведь не бывает?
Я позвонила маме. Мой родной младший брат — солдат-контрактник. В маленьких городах, откуда я родом, люди считают, что служить по контракту классно. До того, как всё началось, брат служил в Крыму. Большую часть времени в его части было спокойно и даже скучно: он подрабатывал таксистом, собирал ракушки на пляже, снял квартиру, завёл там кошку. Но когда бывали командировки на границу с Украиной, мама сходила с ума, очень за него переживала.
Я боялась, что застану маму в истерике, что нужно будет её утешать — а я не смогу. В итоге истерика началась у меня: я не могла связать двух слов, всё время повторяла: «Ты видишь, что происходит?». Мама сказала, что всё видит. А потом заявила что-то про «восемь лет» и освобождение Украины от нацистов.
Она произнесла какую-то невероятно циничную, жестокую фразу — вроде «мы сейчас быстро их прижучим». И я бросила трубку.
От брата не было вестей 18 дней начиная с 22 февраля, это было очень тяжело, я готовила себя и к худшему. Но пару дней назад он вышел на связь. С ним всё в порядке, он сейчас в Крыму на границе с Украиной.
Мне удалось успокоиться, когда появился план: я знала, что сейчас попью чай, потом отправляю пару писем, а вечером «пойду гулять» — в том самом смысле. Краткосрочное планирование хорошо помогает справиться с неопределённостью, но после «прогулки» стало хуже, а не лучше. На мирный протест решилась крохотная группа людей — домой я шла с ощущением тотальной беспомощности.
О том, что можно уехать из России, я сначала даже не подумала. Казалось, что важно быть здесь, объединиться и что-то делать. Но мой круг общения начал уезжать сразу и массово. Меня это расстроило и даже немного возмутило — среди уехавших было много лидеров мнений, способных поддержать остальных. Цена этой поддержки велика, и никто не вправе осуждать человека за его стремление к безопасности. Я испытала угрозу этой безопасности на себе, когда на одном из протестов меня задержали, потом судили и признали виновной. Сейчас я выплачу административный штраф, но при повторном задержании мне уже грозит арест.
Уехать — это здравая мысль, потому что никто не обязан класть свою жизнь на алтарь режима, который он не выбирал. У меня были планы, в которые я верила и ради которых старалась: я строила своё гнездо относительного благополучия, мечтала о семье, в которой я обеспечу своим детям определённый уровень благ и комфорта. Не понимаю, почему я должна от этого отказываться.
У меня есть возможность уехать. Разница только в том, что кто-то может позволить себе более или менее комфортную релокацию — опереться на финансовую подушку, на поддерживающего партнёра, на заграничный нетворк и уверенный английский. Ничего из этого у меня нет, но есть открытая шенгенская виза — в теории я могу хоть сейчас убежать без денег, без планов, в никуда. Но если говорить о моём желании это сделать — то у меня его нет, ни малейшего.
Знакомые предложили мне приехать к ним в Польшу — жить бесплатно, есть бесплатно, в общем, переждать в безопасности. Я была рада узнать, что так можно. Но спросила себя: «Что я буду чувствовать, если уеду?» И поняла, что мне будет паршиво.
В первые дни я увидела много антипримеров переезда. Я знаю людей, которые собрались и уехали за пару часов, сели на первый попавшийся рейс и даже толком не поняли, в какую страну летят и что там будут делать. Никто из них не взвешивал плюсы и минусы своих поступков, не оценивал последствия своих решений. Я понимаю, почему так происходит: в панике очень сложно отделить свою тревогу от реальной угрозы. Тревога, неопределённость могут быть невыносимыми, и кажется, что единственный реальный способ защитить себя и прекратить этот ужас — превратить импульс в действие. Решение о переезде, экстренное планирование, суета сборов, первые дни аффекта в чужой стране — всё это даёт иллюзию контроля над своей жизнью и ситуацией.
У меня довольно большой опыт психотерапии, и моим изначальным — ещё много лет назад — запросом была работа со сверхсильными эмоциями. По своей природе я очень импульсивна, легко переполняюсь чувствами и сразу отыгрываю их: сначала делаю, потом думаю. Самый большой навык, который мне дала терапия, — это навык делать паузу.
Можно сказать, что я приняла решение не принимать решение. Я действительно не хочу отказываться от безопасной и «здоровой» жизни, которую может дать эмиграция. Но прямо сейчас переезд мне точно навредит, а не поможет. Я договорилась с собой взять время на подумать — несколько месяцев, за которые ситуация может довольно сильно поменяться. Это прозвучит очень наивно, но я даже сейчас, в этой ужасной точке, продолжаю верить в то, что у России есть шанс на счастливое будущее. Какую-то опору в этом аргументе нам даёт история: в конце концов большие политические перемены всегда происходят во время кризиса.
Кроме того, я ощущаю, как велик багаж накопленного здесь, который нельзя будет взять с собой. Этот багаж не про реальные вещи, а про ощущения и понятия. Москва — очень комфортный для жизни город. С Россией связано моё хобби — я хожу по горам, и здесь много любимых мной и важных для меня мест, с которыми я не хочу расставаться. Недавно в разговоре мне сказали, что ничего страшного не случится, если я заменю Эльбрус на Монблан. Нет, случится.
Сейчас все люди, которые мне по-настоящему дороги, находятся в России. Здесь тысячи социальных связей, которые годами формировали мой образ жизни, быт, картину реальности. Я не хочу от них отказываться.
Из тех людей, кто решил остаться, поразительно быстро сложилось сплочённое и поддерживающее комьюнити. Мне пишут незнакомые или почти незнакомые люди со словами заботы, утешения, предложениями пить вместе кофе и подбадривать друг друга. Не говоря уже о по-настоящему близких друзьях: у нас получается формировать вокруг себя островок относительного спокойствия и доброжелательности. Мы обсуждаем новости и то, что испытываем по поводу их, — но это никогда не кончается вспышками отчаяния. Я не говорю, что мы суперспокойные, просветлённые и познали дзен-буддизм — я могу прийти к друзьям взвинченная, но они как-то умудряются не заражаться от меня этим, приземлять мои чувства.
«Для меня честно — остаться в одной лодке с теми, у кого привилегий меньше»
Я руковожу психологической службой в одном из фондов, который признан иностранным агентом. А также являюсь основательницей движения «Психология за права человека». Оно объединяет специалистов и специалисток, которые работают с уязвимыми группами населения — пострадавшими от домашнего насилия, мигрантами, ВИЧ-положительными людьми. Ещё в сферу моих интересов входит политика и экономика. Больше года я веду блог «Феминистка инвестирует» и провожу финансовые консультации. Я создала его в первую очередь для женщин, чтобы повышать их финансовую грамотность.
О начале «спецоперации» я узнала из новостей, проснувшись утром 24 февраля. Безусловно, это вызвало во мне очень много эмоций. Для меня это недопустимо, это катастрофа, думаю, как и для огромного количества людей. Я осознаю, что мир уже не будет прежним. Меня обескуражил уровень беспомощности, который я ощутила.
От этих эмоций я постаралась сразу перейти к каким-то действиям, чтобы быть полезной, насколько возможно. Я начала консультировать украинских психологов по оказанию экстренной психологической помощи и супервизировать специалистов, работающих с людьми, у которых близкие оказались в Украине. Также санкции ударили по россиянам, которые не выступают за «спецоперацию», по правозащитному сообществу, по фондам. Поэтому мне показалось важным поддерживать людей из России, объяснять, что происходит, что можно делать в такой экономической ситуации.
Я, безусловно, думала о том, что мне придётся уехать. В первую очередь потому, что репрессии правозащитников возрастают, а я отношусь к правозащитникам. Плюс у меня есть публичность. Я думала на время уехать, многие рекомендовали мне так и сделать.
У меня есть возможность уехать: есть виза, поддержка людей из других стран, деньги в валюте. Было бы странно, если бы я вела блог про финансы и держала свои активы в рубле. Но лично для меня уехать не является осмысленным выбором.
В такое время хочется сказать, что решение я принимала долго, но на самом деле — всего несколько дней. Я поняла, что для меня важнее, спасительнее — оставаться внутри моей страны. Мне важно быть в России и делать сейчас то, что кажется мне честным и правильным. Я поддерживаю тех, кто уехал, особенно тех, кто из безопасных мест максимально помогает людям из обеих стран. Но для меня намного осмысленнее остаться и поддерживать людей здесь.
Формулируя для себя какую-то метафору, на которую можно опереться, мне пришёл в голову образ горящего Хогвартса, который захвачен. Я чувствую себя именно так. Я понимаю, что не являюсь героем, который может повести за собой и что-то поменять кардинально. Но я хочу быть здесь, в моём личном горящем Хогвартсе, держать свою палочку наготове и делать всё, что я могу, для тех людей, которые здесь находятся.
Уехать сейчас — привилегия. Далеко не каждый и не каждая могут себе это позволить. Я всегда в своей работе старалась поддерживать менее привилегированных людей. И для меня честно — остаться в одной лодке с теми, у кого привилегий меньше и кого моё присутствие могло бы поддержать.
Я понимаю, зачем я осталась, что я буду здесь делать. Психиатр Виктор Франкл говорил: «Если знаешь Зачем, то переживёшь любое Как» (слова Фридриха Ницше, которые цитировал Франкл в книге «Человек в поисках смысла жизни». — прим.) . Что бы ни происходило дальше, я знаю, на каком фундаменте стоит мой выбор, поэтому у меня нет тревоги и страха. В последние дни я уже мало что чувствую. Всё то, что сейчас происходит в Украине, выжигает эмоции во мне. И наверное, это позволяет эффективнее работать, включаться и быть поддерживающей и устойчивой во всём этом.
Сегодня каждый сам отвечает за свою жизнь. Хочется, чтобы каждый день, год, был результатом осознанного выбора конкретного человека, а не действием по принуждению.
Мне важно оставаться в том выборе, который я делаю, а не в том, который делают за меня. Если бы я сейчас уехала — это было бы что-то вынужденное.
В моих ближайших планах — сделать лекцию о том, что сейчас происходит в российской экономике. Постараюсь снять фрустрацию у людей. Мне кажется, что я здесь выступаю ещё и как психотерапевтка. Я понимаю, что людям тревожно, и от этого они могут совершать очень большие ошибки, делать необдуманные вещи, которые приведут их к потерям. Мы живём в реальности, когда непонятно, что будет завтра. У нас украли будущее, поэтому надо минимально это будущее для себя заново выстраивать. И я хочу сделать всё, что могу, с просветительской точки зрения.
* Минюст включило фонд «Сфера» в реестр некоммерческих организаций, выполняющих функции иностранного агента
«Ситуация заставила меня задуматься, как я могу быть полезна миру»
Новость о событиях в Украине я встретила в Москве, увидела в инстаграме**. В первые дни мне было сложно осознать, что такое может происходить, было шоковое, сюрреалистическое ощущение.
У меня были мысли уехать, которые накладывались на заранее запланированную поездку в Армению. Я решила её не отменять и в какой-то момент даже думала остаться там, у меня была такая возможность. Но мысли о том, чтобы уехать и не вернуться, были навеяны паникой и экстренными отъездами моих знакомых и друзей. Я стала переживать: «А может быть, и мне тоже нужно уехать?»
Я думала, что если экономическая ситуация ухудшится и люди не будут тратить деньги на мои услуги, то моя деятельность и бизнес остановятся. Но мои навыки могли бы быть полезны и востребованы за рубежом. И я всё ещё думаю, что если в стране будет глобальная несвобода слова, сюда никто не сможет приехать из-за рубежа, то не стоит здесь во что-то долгосрочное вкладываться, как я бы хотела вложиться в собственную студию.
Но со временем я поняла, что на данный момент рациональнее остаться в Москве, доработать те сеансы, которые у меня уже запланированы и которые, возможно, будут. И если уезжать из страны, то с каким-то продуманным планом, а не действовать из паники.
Думаю, я могу быть полезна для людей в Москве, для друзей, которые не уезжают и вообще не могут уехать. Я могу продолжать делать татуировки, общаться с людьми, обучать их, поддерживать здесь правозащитные фонды и организации.
Я рада, что могу поддержать тех, кто тоже остался, кому плохо и тревожно. Мы можем объединяться и сближаться, помогать друг другу. Меня саму эта мысль обнадёживает.
Многие мои друзья уехали, я не знаю, как долго продлится их отъезд. Тяжело осознавать, что ты не можешь встретиться теперь со своим близким человеком. Но считаю, что не стоит уезжать из-за этого самой, полагаясь на их решения. Учитывая, сколько сейчас есть точек зрения и мнений, мне кажется важным прислушаться к своим ощущениям и действовать исходя их них. В такой непонятной ситуации нет определённо верного и неверного решения.
У многих появилось ощущение, что жизнь сейчас встала на паузу. Ты будто не живёшь, а ожидаешь, пока пройдут все ужасные события, будто бы привычные важные дела отошли на задний план. Но я всё равно стараюсь, как и раньше, рисовать, заниматься творчеством, встречаться с друзьями, поддерживать бытовые обязанности без чувства вины за происходящее, которое ко мне бесконечно прилипает. Я понимаю, что моей прямой вины в этом нет, и если я буду помогать на том уровне, на котором я могу, это будет самая большая помощь.
Моё самое большое достижение за это время — я не поругалась с родственниками из-за политических событий, хотя была близка к этому. Я поняла, что их точка зрения от нашего конфликта, скорее всего, не изменится, но мы будем в разладе и произведём ещё один микроскопический акт агрессии, который миру сейчас не нужен. Возможно, сейчас всем нам нужно бережнее общаться друг с другом и быть как можно терпимее.
Я стараюсь всё равно заниматься творчеством, делать наработки, учиться. Эта ситуация показала, что самое ценное — то, что у нас в головах. Это те вещи, которые никакой кризис у нас не сможет отобрать, это то, чем мы сможем продолжать делиться с миром. Эта ситуация заставила меня задуматься, как я могу быть полезна миру. Я думаю: «Так, я могу сделать денежный перевод, могу отнести гуманитарную помощь, могу распространить какую-то полезную информацию, могу написать своему другу и просто спросить, как он себя чувствует». Я могу распространять позитивную энергию, а не панику и деструктив.
**деятельность организации запрещена на территории Российской Федерации.
🔥 Истории о том, как девушки живут в меняющемся мире
*Деятельность Meta Platforms Inc. и принадлежащих ей социальных сетей Facebook и Instagram запрещена на территории РФ.
Станьте первым, кто оставит комментарий